KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Зарубежная классика » Стефан Цвейг - Улица в лунном свете

Стефан Цвейг - Улица в лунном свете

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн "Стефан Цвейг - Улица в лунном свете". Жанр: Зарубежная классика издательство неизвестно, год неизвестен.
Перейти на страницу:

Улица, когда я вышел, была сплошною ночью и небом, сплошной душной мглой в затуманенном, бесконечно далеком лунном свете Жадно вдохнул я теплый, но все же бодрящий воздух; страх и омерзение растворились в великом изумлении перед тем, как многообразны судьбы людские, и снова я ощутил, - это чувство способно радовать меня до слез, - что за каждым окном неминуемо притаилась чья-нибудь судьба, каждая дверь вводит в какую-нибудь драму; жизнь вездесуща и многогранна, и даже грязнейший уголок ее так и кишит, словно блестящими навозными жуками, готовыми образами.

Забылось все гнусное в виденном мною, нервное напряжение перешло в сладостную истому, и меня уже тянуло преобразить пережитое в приятных сновидениях. Я невольно огляделся по сторонам, стараясь найти дорогу домой в этом запутанном клубке переулков. Но тут - по-видимому, бесшумно подкравшись ко мне, - какая-то тень выросла передо мною.

- Простите, - я сразу узнал этот смиренный голос, - но вы, кажется, заблудились. Не разрешите ли. Не разрешите ли показать вам дорогу? Вы где изволите жить...

Я назвал свою гостиницу.

- Я провожу вас... если позволите, - тотчас же прибавил он униженным тоном.

Мне опять стало жутко. Эти крадущиеся, призрачные шаги, почти неслышные и все же неотступные, во мраке портового квартала, вытеснили мало-помалу воспоминание о пережитом, заменив его каким-то безотчетным смятением. Я чувствовал смиренное выражение его глаз, не видя их, замечал подергивание губ; я знал, что он хочет со мной говорить, но не поощрял и не останавливал его, подчиняясь овладевшему мной дурману, в котором любопытство сочеталось с физической скованностью. Он несколько раз кашлянул, я угадывал его подавляемые попытки заговорить, но какая- то жестокость, таинственным образом передавшаяся мне от той женщины, тешилась происходившей в нем борьбой между стыдом и душевным порывом, я не приходил ему на помощь, предоставляя молчанию черной тучей тяготеть над нами. И вразброд звучали наши шаги, его - скользящие, старческие, мои - нарочито гулкие и энергичные, в стремлении уйти от этого грязного мира. Все сильнее чувствовал я напряжение, возникшее между нами: истошным немым криком было это молчание до отказа натянутой струны; но вот, наконец, он нарушил его - с какою отчаянной робостью! - и заговорил:

- Вы были там... вы были сударь... свидетелем очень странной сцены... Простите... простите, что я к ней возвращаюсь, но она должна была показаться вам очень странной... а я - очень смешным... Эта женщина... она, видите ли...

Он опять запнулся. Что-то комом стояло у него в горле. Потом голос у него упал до шепота, и он торопливо пролепетал - Эта женщина... она моя жена.

Я, вероятно, вздрогнул от удивления, потому что он поспешил добавить, словно оправдываясь: - То есть... она была моей женой... Лет пять тому назад... В Гессене, в Герацгейме, я оттуда родом. Я не хотел бы, сударь, чтобы вы были о ней дурного мнения... Это, может быть, моя вина, что она такая... Она такой не всегда была...

Я... я мучил ее. Я взял ее, хотя она была очень бедна, даже белья у нее не было, ничего, решительно ничего... а я богат, то есть состоятелен... не богат... или во всяком случае в ту пору у меня водились деньги и знаете ли, сударь, я, может быть, и вправду был - она права - бережлив... но это все раньше, до несчастья, и я себя за это проклинаю. Но и отец мои был бережлив, и мать, все... И мне каждый грош доставался с большим трудом... а она была легкомысленна, любила красивые вещи... и при этом была бедна, и я постоянно попрекал ее этим... Мне не следовало так поступать, теперь я это знаю, сударь, потому что она горда, очень горда... Вы не думайте, что она такая, какой притворяется... Это неправда, и она сама себя этим мучает только... только для того, чтобы меня мучить, и... потому что... потому что ей стыдно... Может быть, она и вправду стала дурной женщиной, но я... я этому не верю... потому что, сударь, она была хорошая, очень хорошая.

Он вытер глаза и остановился, превозмогая волнение. Невольно я взглянул на него, и вдруг он перестал казаться мне смешным, и даже это странное, угодливое обращение "сударь", которым пользуются в Германии только низшие сословия, не коробило меня больше. Лицо его говорило о том, каких усилий ему стоит каждое слово, и когда он, пошатываясь, тяжело ступая, пошел дальше, глаза его были устремлены на камни мостовой, как будто он читал на них в неверном свете луны то, что так мучительно вырывалось из его сдавленной гортани.

- Да, сударь, - сказал он, глубоко переводя дыхание и совсем другим, низким голосом, исходившим как бы из сокровенных глубин его души, - она была хорошая, добрая, добрая и ко мне, была очень благодарна за то, что я избавил ее от нищеты... и я знал, что она благодарна... но... я хотел это слышать... вновь и вновь... мне было радостно слушать слова благодарности, сударь, так бесконечно радостно воображать, что я лучше ее... а ведь я знал, знал, что я хуже... Я отдал бы все свои деньги за то, чтобы это постоянно слышать... А она была очень горда и не хотела повторять, когда заметила, что я требую ее благодарности... Поэтому... только поэтому, сударь, заставлял я ее всегда просить... никогда не давал добровольно... Мне приятно было, что из-за каждого платья, из-за каждой ленты ей приходилось попрошайничать... Три года я ее мучил, и все сильнее... Но я это делал, сударь, только потому, что любил ее... Мне нравилось, что она горда, и все же в моем безумии я всегда хотел сломить ее гордость... и когда она что-нибудь просила, я сердился... Но это было, сударь, притворством... для меня была блаженством каждая возможность ее унизить, потому что... потому что я и сам не знал, как люблю ее...

Он опять умолк. Шел он, сильно пошатываясь. Обо мне он, по-видимому, совсем забыл. Говорил бессознательно, как во сне, и голос его становился все громче.

- Это... это я понял тогда лишь... в тот злосчастный день... когда я отказал ей в деньгах для ее матери, в совсем ничтожной сумме... то есть я уже приготовил их, но хотел, чтобы она пришла еще раз... еще раз попросила... Так что я говорил?.. да, тогда я это понял, когда вернулся домой, а ее не было, только записка на столе... "Оставайся при своих проклятых деньгах, мне больше ничего не надо от тебя"... вот что было написано, больше ничего... Сударь, я три дня и три ночи безумствовал. Велел обыскать лес и реку, переплатил уйму денег полиции... бегал по всем соседям, но они только смеялись и глумились... Никаких следов не удалось найти, никаких... Наконец, мне сказали, в соседней деревне, что видели ее... в поезде с каким-то солдатом... она уехала в Берлин... В тот же день и я туда поехал... бросил свое дело... потерял много тысяч... меня обокрали мои работники, мой управляющий, все, все... Но, клянусь вам, сударь, мне было все равно... Я прожил неделю в Берлине, прежде чем разыскал ее в этом людском водовороте... и пошел к ней... - Он замолчал и тяжело перевел дыхание.

- Сударь, клянусь вам... ни слова упрека не сказал ей... я плакал... стоял на коленях... предлагал ей деньги... все свое состояние, пусть распоряжается им, потому что тогда я уже знал... знал, что не могу жить без нее... Я люблю каждый волосок ее... ее рот, ее тело, все, все... и ведь это я, один я столкнул ее... Она побледнела как смерть, когда я неожиданно вошел... я подкупил ее хозяйку, сводню, гадкую, низкую женщину... Она была как мел бледна... Выслушала меня. Сударь, мне кажется, она... да, она почти обрадовалась, увидев меня... Но когда я заговорил о деньгах... а ведь сделал я это только для того, чтобы показать ей, что больше не думаю о них... то она плюнула... а потом... так как я все еще не хотел уходить... позвала своего любовника, они надо мной издевались... Но я, сударь, все равно ходил туда каждый день. Жильцы того дома рассказали мне все, я узнал, что этот негодяй ее бросил, что она в нужде, и тогда я пошел еще раз к ней... еще раз, сударь, но она накинулась на меня и разорвала деньги, которые я украдкой положил на стол, а когда я все-таки опять пришел, ее уже не было... Чего только не делал я, сударь, чтобы разыскать ее снова! Целый год, клянусь вам, я не жил, я только выслеживал ее, нанимал агентов, пока не узнал, наконец, что она за морем, в Аргентине... в одном... в одном дурном доме... - Он умолк задыхаясь. Последние слова он едва прохрипел. Потом опять заговорил, глухо, с трудом.

- Я очень испугался... сперва... но потом подумал, что по моей, только по моей вине она до этого дошла... И я знал, как сильно должна она, бедная, страдать... потому что она горда, прежде всего горда... Я пошел к своему поверенному, тот написал в консульство и послал деньги не указав, от кого... лишь бы только она вернулась. Мне телеграфировали, что все удалось... я знал, на каком пароходе... и поджидал его в Амстердаме... Приехал за три дня, так я горел нетерпением... Наконец, он прибыл... какое это было счастье, когда дым показался на горизонте, я думал, у меня не хватит сил дождаться так медленно, медленно он причаливал, и потом пассажиры начали спускаться по сходням, и, наконец, она, она... Я ее не сразу узнал... Она была другая накрашенная... и уже такая... такая, какою вы ее видели. И когда она меня заметила, она вся помертвела два матроса подхватили ее, иначе она упала бы в воду. Чуть только она ступила на берег, я подошел к ней. Я не говорил ничего, спазма сдавила горло... Она тоже ничего не говорила и не смотрела на меня... Носильщик пошел вперед с вещами, мы шли и шли... Вдруг она остановилась и сказала сударь, как она это сказала... так мучительно больно мне сделалось, так печально это прозвучало... "Ты все еще согласен, чтобы я была твоей женой? Еще и теперь?.." Я взял ее за руку... Она вздрогнула, но не сказала ничего. Но я чувствовал, что теперь все опять хорошо... Сударь, как счастлив я был! Я плясал вокруг нее, как ребенок, когда мы вошли в комнату, я упал к ее ногам... Говорил глупости, должно быть потому что она улыбалась сквозь слезы и ласкала меня... очень робко, разумеется... но, сударь... каким это было для меня блаженством... сердце мое таяло... Я бегал по лестнице вниз, вверх, заказал обед в ресторане при гостинице... наш свадебный обед... помог ей одеться, и мы сошли вниз, ели, пили, веселились... Она была весела, как ребенок, такая сердечная, добрая, и говорила о нашем доме... и как мы теперь опять заживем... но тут... - Голос его вдруг сорвался, и он сделал рукою движение, словно хотел кою-то сокрушить. - Там был один официант... скверный, низкий человек... он подумал, что я пьян, потому что я безумствовал и плясал... и валился со стула от смеха... а ведь я только был счастлив, так счастлив! И вот, когда я заплатил, он дал мне на двадцать франков меньше сдачи... Я на него накричал и потребовал остальное... Он смутился и положил золотую монету на стол. И тут... она вдруг громко расхохоталась... Я смотрел на нее, но это было другое лицо... оно сразу стало насмешливым и злым... "Какой ты все еще дотошный... даже в день нашей свадьбы!" - сказала она так холодно, резко с жалостью... Я испугался, проклинал свою мелочность... старался опять развеселиться... Но ее веселье исчезло умерло... Она потребовала отдельную комнату... чего бы я не сделал для нее и я лежал ночью один и все думал, что бы ей купить на другое утро... как бы ее задарить... показать ей, что я не скуп что для нее мне ничего не жалко... И рано утром пошел и купил ей браслет, и когда я вернулся... комната была пуста... совсем, как в тот раз. И я знал, на столе должна быть записка... Я убежал, я молился богу, чтобы это было не так... но... но записка все-таки лежала на столе... И я прочел...

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*