Джером Сэлинджер - Два рассказа
Джером Сэлинджер - Два рассказа краткое содержание
Сэлинджер Джером
Два рассказа
Джером Сэлинджер
Два рассказа
В лодке
Шел пятый час, и золотой осенний день уже клонился к вечеру. Сандра, кухарка, поглядела из окна в сторону озера и отошла, поджав губы, -- с полудня она проделывала это, должно быть, раз двадцать. На этот раз, отходя от окна, она в рассеянности развязала и вновь завязала на себе фартук, пытаясь затянуть его потуже, насколько позволяла ее необъятная талия. Приведя в порядок свое форменное одеяние, она вернулась к кухонному столу и уселась напротив миссис Снелл. Миссис Снелл уже покончила с уборкой и глажкой и, как обычно перед уходом, пила чай. Миссис Снелл была в шляпе. Это оригинальное сооружение из черного фетра она не снимала не только все минувшее лето, но три лета подряд -- в любую жару, при любых обстоятельствах, склоняясь над бесчисленными гладильными досками и орудуя бесчисленными пылесосами. Ярлык фирмы "Карнеги" еще держался на подкладке -- поблекший, но, смело можно сказать, непобежденный.
-- Больно надо мне из-за этого расстраиваться, -- наверно, уже в пятый или шестой раз объявляла Сандра не столько миссис Снелл, сколько самой себе. -- Так уж я решила. Не стану я расстраиваться!
-- И правильно, -- сказала миссис Снелл. -- Я бы тоже не стала. Нипочем не стала бы. Передай-ка мне мою сумку, голубушка.
Кожаная сумка, до невозможности потертая, но с ярлыком внутри не менее внушительная, чем на подкладке шляпы, лежала в буфете. Сандра дотянулась до нее не вставая. Подала сумку через стол владелице, та открыла ее, достала пачку "ментоловых" сигарет и картонку спичек "Сторк-клуб". Закурила, потом поднесла к губам чашку, но сейчас же снова поставила ее на блюдце.
-- Да что это мой чай никак не остынет, я из-за него автобус пропущу. -- Она поглядела на Сандру, которая мрачно уставилась на сверкающую шеренгу кастрюль у стены. -- Брось ты расстраиваться! -- приказала миссис Снелл. -- Что толку расстраиваться? Или он ей скажет или не скажет. И все тут. А что толку расстраиваться?
-- Я и не расстраиваюсь, -- ответила Сандра. -- Даже и не думаю. Просто от этого ребенка с ума сойти можно, так и шныряет по всему дому. Да все тишком, его и не услышишь. Вот только на днях я лущила бобы -- и чуть не наступила ему на руку. Он сидел вон тут, под столом.
-- Ну и что? Не стала бы я расстраиваться.
-- То есть словечка сказать нельзя, все на него оглядывайся, -- пожаловалась Сандра. -- С ума сойти.
-- Не могу я пить кипяток, -- сказала миссис Снелл. -- Да, прямо ужас что такое. Когда словечка нельзя сказать, и вообще.
-- С ума сойти! Верно вам говорю. Прямо сума он меня сводит. -- Сандра смахнула с колен воображаемые крошки и сердито фыркнула: -- В четыре-то года!
-- И ведь хорошенький мальчонка, -- сказала миссис Снелл. -- Глазищи карие, и вообще.
Сандра снова фыркнула:
-- Нос-то у него будет отцовский. -- Она взяла свою чашку и стала пить, ничуть не обжигаясь. -- Уж и не знаю, чего это они вздумали торчать тут весь октябрь, -- проворчала она и отставила чашку. -- Никто из них больше и к воде-то не подходит, верно вам говорю. Сама не купается, и мальчонка не купается. Никто теперь не купается. И даже на своей дурацкой лодке они больше не плавают. Только деньги задаром по-тратили.
-- И ка вы пьете такой кипяток? Я со своей чашкой никак не управлюсь.
Сандра злобно уставилась в стену.
-- Я бы хоть сейчас вернулась в город. Право слово. Терпеть не могу эту дыру. -- Она неприязненно взглянула на миссис Снелл. -- Вам-то ничего, вы круглый год тут живете. У вас тут и знакомства, и вообще. Вам все одно, что здесь, что в городе.
-- Хоть живьем сварюсь, а чай выпью, -- сказала миссис Снелл, поглядев на часы над электрической плитой.
-- А что бы вы сделали на моем месте? -- в упор спросила Сандра. -- Я говорю, вы бы что сделали? Скажите по правде.
Вот теперь миссис Снелл была в своей стихии. Она тотчас отставила чашку.
-- Ну, -- начала она, -- первым долгом я не стала бы расстраиваться. Уж я бы сразу стала искать другое...
-- А я и не расстраиваюсь, -- перебила Сандра.
-- Знаю, знаю, но уж я подыскала бы себе...
Распахнулась дверь, и в кухню вошла Бу-Бу Танненбаум, хозяйка дома. Была она лет двадцати пяти, маленькая, худощавая, как мальчишка; сухие, бесцветные, не по моде подстриженные волосы заложены назад, за чересчур большие уши. Весь наряд -черный свитер, брюки чуть ниже колен, носки да босоножки. Прозвище, конечно, нелепое, и хорошенькой ее тоже не назовешь, но такие вот живые, переменчивые рожицы не забываются, -- в своем роде она была просто чудо! Она сразу направилась к холодильнику, открыла его. Заглянула внутрь, расставив ноги, упершись руками в коленки, и, довольно немузыкально насвистывая сквозь зубы, легонько покачиваясь в такт свисту. Сандра и миссис Снелл молчали. Миссис Снелл неторопливо вынула сигарету изо рта.
-- Сандра...
-- Да, мэм? -- Сандра настороженно смотрела поверх шляпы миссис Снелл.
-- У вас разве нет больше пикулей? Я хотела ему отнести.
-- Он все съел, -- без запинки доложила Сандра. -- Вчера перед сном съел. Там только две штучки и оставались.
-- А-а. Ладно, буду на станции -- куплю еще. Я думала, может быть удастся выманить его из лодки. -- Бу-Бу захлопнула дверцу холодильника, отошла к окну и посмотрела в сторону озера. -- Нужно еще что-нибудь купить? -- спросила она, глядя в окно.
-- Только хлеба.
-- Я положила вам чек на столик в прихожей, миссис Снелл. Благодарю вас.
-- Очень приятно, -- сказала миссис Снелл. -- Говорят, Лайонел сбежал из дому. -- Она хихикнула.
-- Похоже, что так, -- сказала Бу-Бу и сунула руки в карманы.
-- Далеко-то он не бегает. -- И миссис Снелл опять хихикнула.
Не отходя от окна, Бу-Бу слегка повернулась, так чтоб не стоять совсем уж спиной к женщинам за столом.
-- Да, -- сказала она. Заправила за ухо прядь волос и продолжала: -- он удирает из дому с двух лет. Но пока не очень далеко. Самое дальнее -- в городе по крайней мере -- он забрел раз на Мэлл в Центральном парке. За два квартала от нашего дома. А самое ближнее -- просто спрятался в парадном. Там и застрял -- хотел попрощаться с отцом.
Женщины у стола засмеялись.
-- Мэлл -- это такое место в Нью-Йорке, там все катаются на коньках, -- любезно пояснила Сандра, наклоняясь к миссис Снелл. -- Детишки, и вообще.
-- А-а, -- сказала миссис Снелл.
-- Ему только-только исполнилось три. Как раз в прошлом году, -- сказала Бу-Бу, доставая из кармана брюк сигареты и спички. Пока она закуривала, обе женщины не сводили с нее глаз. -- Вот был переполох! Пришлось поднять на ноги всю полицию.
-- И нашли его? -- спросила миссис Снелл.
-- Ясно, нашли, -- презрительно сказала Сандра. -- А вы как думали?
-- Нашли его уже ночью, в двенадцатом часу, а дело было... когда же это... да, в середине февраля. В парке ни детей, никого не осталось. Разве что, может быть, бандиты, бродяги да какие-нибудь чокнутые. Он сидел на эстраде, где днем играет оркестр, и катал камешек взад-вперед по щели в полу. Замерз до полусмерти, и уж вид у него был...
-- Боже милостивый! -- сказала миссис Снелл. -- И с чего это он? То есть, я говорю, чего это он из дому бегает?
Бу-Бу пустила кривое колечко дыма, и оно расплылось по оконному стеклу.
-- В тот день в парке кто-то из детей ни с того ни с сего обозвал его вонючкой. По крайней мере, мы думаем, что дело в этом. Право, не знаю, миссис Снелл. Сама не понимаю.
-- И давно это с ним? -- спросила миссис Снелл. -- То есть, я говорю, давно это с ним?
-- Да вот, когда ему было два с половиной, он спрятался под раковиной в подвале, -- обстоятельно ответила Бу-Бу. -- Мы живем в большом доме, а в подвале прачечная. Какая-то Наоми, его подружка, сказала ему, что у нее в термосе сидит червяк. По крайней мере, мы больше ничего от него не добились. -- Бу-Бу вздохнула и отошла от окна, на кончике ее сигареты нарос пепел. Она шагнула к двери. -- Попробую еще раз, -- сказала она на прощанье.
Сандра и миссис Снелл засмеялись.
-- Поторапливайтесь, Милдред, -- все еще смеясь, сказала Сандра миссис Снелл. -- А то автобус прозеваете.
Бу-Бу затворила за собой забранную проволочной сеткой дверь.
Она стояла на лужайке, которая отлого спускалась к озеру; низкое предвечернее солнце светило ей в спину. Ядрах в двухстах впереди на корме отцовского бота сидел ее сын Лайонел. Паруса были сняты, бот покачивался на привязи под прямым углом к мосткам, у самого их конца. Футах в пяти-десяти за ним плавала забытая или заброшенная водная лыжа, но нигде не видно было катающихся; лишь вдалеке уходил к Парусной бухте пассажирский катер. Почему-то Бу-Бу никак не удавалось толком разглядеть Лайонела. Солнце хоть и не очень грело, но светило так ярко, что издали все -- и мальчик, и лодка -- казалось смутным, расплывчатым, как очертания палки в воде. Спустя минуту-другую Бу-Бу перестала всматриваться. Смяла сигарету, отшвырнула ее и зашагала к мосткам.
Стоял октябрь, и доски уже дышали жаром в лицо. Бу-Бу шла по мосткам, насвистывая сквозь зубы "Малютку из Кентукки". Дошла до конца мостков, присела на корточки с самого края и посмотрела на сына. До него можно было бы дотянуться веслом. Он не поднял глаз.
