Мирча Элиаде - Под тенью лилии…
— Что ж, и на том спасибо! — съязвил доктор.
— Не за что, лишние хлопоты нам тоже ни к чему, — парировал Ласказ.
Ефтимие заерзал в кресле, собираясь задать вопрос.
— А грузовики? — опередил его Мэргэрит.
— Вот-вот, я тоже хотел спросить, — подхватил Ефтимие. — Что с грузовиками, которые исчезают, — это правда? — И, видя, что Ласказ переводит взгляд на коллегу, добавил: — Или, как считает Илиеску, речь идет о военной тайне?
— Я же сказал: новости хорошие, но дело в то же время осложняется. Осложняется, поскольку уходит из-под нашего контроля. Отныне этой загадкой — с машинами, которые становятся невидимыми в определенной точке пространства в определенный момент времени, — этой загадкой займутся теперь другие.
— То есть? — спросил Ефтимие.
— Валентин уверил Его Высокопреосвященство, что сии таинственные машины изменили маршрут. Теперь он будет пролегать через нейтральную страну.
— Через нейтральную страну? — вскинулся Буасье. Взгляд Ласказа остался спокойным, ясным.
— Именно так он выразился. И повторил: нейтральная страна.
Буасье, вскочив, разразился взволнованной французской тирадой:
— Но речь идет о метафоре! Я-то Валентина знаю! Мы можем его упустить, скорее за ним!
Ласказ тоже встал, зараженный его волнением. Зазвонил телефон, и, чуть поколебавшись, Мэргэрит снял трубку.
— Кто, кто? О!.. Да, он здесь. Даю его вам.
Он сделал знак Ефтимие.
— Инженер Илиеску. Просит тебя.
Все поднялись с места и застыли. Ефтимие слушал с торжественным выражением лица, кивая. Иногда он нервно передергивал плечами, но не осмеливался вставить ни слова. Только напоследок робко пробормотал:
— Но они тоже здесь… Я им передам. Вообще нас тут много. Я скажу всем… Да, да, хорошо!
Он оглядел присутствующих с победоносным, хотя и несколько озадаченным видом. Пошел было к креслу, но раздумал и остался стоять, как и все остальные.
— Это был Илиеску, — начал он. — Четверть часа назад ему позвонил Валентин, сообщил, где мы, и попросил передать нам послание. Но разрази меня Бог, если я понял, что он хотел сказать этим своим посланием! Я уяснил одно: пока нам не грозит никакая опасность. Тем не менее мы не должны забывать, что близится Исход и что нам надо уже сейчас готовить себя к этому. Илиеску ему: «Как же себя готовить?» А Валентин: «Каждый готовит себя по-своему. Тот, кто никогда, допустим, не любил цветов, пусть научится их любить. И тогда они снова откроют ему свою тайну, которая открыта детям, но очень скоро забывается…» А что дальше, — в смущении добавил Ефтимие, — вылетело из головы, слишком мудрено…
— Что-нибудь про тень райских лилий? — подсказал Постэвару.
— Нет! — отрезал Ефтимие, — Про это я бы не забыл. Но погодите, не перебивайте, а то я перепутаю все Валентиновы рекомендации. Значит, так: сначала эта штука с цветами; потом: «Кто раньше говорил только со своей собакой или кошкой, пусть попробует поговорить с другой живностью, хотя бы с птицами в парках или со змеями в ботаническом саду. Пусть его не обескуражит, если сначала он не поймет, что ему отвечают. Пусть наберется любви и терпения — и так постепенно прозреет и увидит, сколь великолепна данная ему жизнь» (это приблизительно, дословно сказать не могу). А остальное, — продолжал Ефтимие, немного помолчав, — я вообще не понял. Например — Илиеску повторил мне эту фразу дважды, упирая на ее важность, — например: «Давайте смотреть и на небо без звезд, и на пустые вагоны без огней, давайте улыбаться при встрече всем, а первым — старикам и старушкам…» Ну и дальше в таком же роде, разве все упомнишь?..
— А сам Илиеску? — спросил доктор Тэушан. — Какая реакция была у Илиеску?
Ефтимие устало облокотился о спинку кресла и, покосившись на Ласказа, ответил:
— Мне показалось, что Илиеску под сильным впечатлением. Он сказал: «Валентин был прав, а не я. Он понял…»
— Что именно? — спросил Мэргэрит.
— Не знаю. «Он понял», и все.
— А как насчет грузовиков, которые исчезают после полуночи? — вступил Тэушан.
Ефтимие оторвался от спинки кресла, достал платок и отер лоб.
— Намеками. Сказал, что, благодаря Валентинову посланию, вот этому самому, телефонному, он понял — и мы тоже поймем, он уверен, — почему одни грузовики исчезают, а другие нет и что с ними происходит. А значит, поймем и то, что нас ждет, то есть некоторых из нас.
— Я пока что ничего не понимаю! — провозгласил Ласказ, направляясь к двери. Но вдруг, приостановись, спросил у Ефтимие: — Откуда он звонил, Илиеску?
— Из автомата. Он сказал, что там очередь, два-три человека, и что поэтому он так торопится.
— Мы тоже! — Ласказ улыбнулся, подавая Ефтимие руку.
У дверей он обернулся на Буасье, который озабоченно листал записную книжку.
— Надо поторапливаться, дорогой!
— Но это еще не все, — пробормотал Ефтимие. — Он сказал, что уезжает, прямо сейчас…
Ласказ засмеялся.
— Ну и что? Мы едем с ним. И он не удивится, когда нас увидит. Инженер Илиеску давно знает, что за ним следят, за каждым его шагом следят…
Ефтимие покачал головой и, помявшись, проговорил через силу:
— Вообще-то я не хотел повторять, что он сказал мне на прощанье…
Ласказ с любопытством вскинул на него глаза.
— Что же?
— Он сказал, чтобы вы больше не утруждали себя слежкой, что он выполнил свой долг, передал вам послание…
— Ну, это он так считает, — заметил Ласказ. — Есть и другие проблемы, которые нам надо обсудить вместе.
Ефтимие машинально вытер ладони носовым платком.
— …И еще он сказал: если инспектор Ласказ захочет во что бы то ни стало меня увидеть, пусть ждет послезавтра между двумя и тремя часами ночи на сто девятом километре шоссе Базель — Шафхаузен. Но поговорить мы не сможем. Я буду в третьем грузовике, вместе с Валентиновым учителем истории…
— Серьезно? — воскликнул Ласказ, чрезвычайно развеселившись. — А больше он ничего не сказал?
Ефтимие ответил не сразу, глядя на инспектора с ласковой грустью.
— Сказал. Он сказал: поблагодари мсье старшего инспектора Ласказа за его любезность, и пусть вспомнит нашу первую беседу. Если бы в тот вечер он не сказал мне на прощанье: «Блаженны кроткие!» — что сталось бы с моей душой?..
Когда отстучали их быстрые шаги по ступеням и хозяин, вернувшись, бессильно опустился на стул, Ефтимие произнес чуть слышно:
— Не знаю, хорошо ли я сделал, что не все им сказал. Мэргэрит в удивлении обернулся к нему.
— Я только повторил послание Валентина, — продолжал Ефтимие, — но скрыл, к какому выводу пришел Илиеску относительно исчезающих грузовиков… Илиеску сказал: «Валентин был прав, опять готовится Ноев ковчег».
— В каком смысле? — заволновался Мэргэрит.
— Этими таинственными машинами перевозят людей, отобранных по всем странам. Грузовики не пропадают совсем, а просто переходят в пространство с другими, нежели у нас, измерениями…
— Выражайся, будь добр, яснее! — призвал его Мэргэрит. Ефтимие грустно усмехнулся.
— Да я и сам толком не разобрался, могу только повторить за Илиеску, по сути дела, речь идет о камуфляже, и у него такие же функции, как у всякого камуфляжа, а именно — замаскировать, но в то же время дать знать предупрежденным. Илиеску сказал, и это я запомнил слово в слово, что путь к Ноеву ковчегу, то есть к пространству с другими измерениями, может быть мгновенным и невидимым, но, для нашего же блага, иногда прибегают к такому вот транспортному камуфляжу, в виде машин…
— А почему «для нашего же блага»? — спросил доктор.
— Он не успел объяснить. Но из всего им сказанного я понял, что речь может идти о знаках, которые нам подают и которые кто-то из нас различает, а кто-то нет. Он дважды повторил: «Дорогой Ефтимие, нам постоянно подают самые разные знаки. Раскрой же глаза и потрудись их расшифровать».
— Вот оно что! — с горечью воскликнул Мэргэрит. — Выходит, скоро конец света. Всемирный потоп. Апокалипсис!..
— Нет, нет! — остановил его Ефтимие. — Илиеску сказал, что знаки нам подают давно, много веков. Только камуфляж меняется в соответствии с эпохой. Сейчас, когда во главе угла стоит техника…
— Ну-ну, — Мэргэрит даже подошел поближе. — Этого-то тебе Илиеску не говорил, про главенство техники в нашу эпоху…
Ефтимие покраснел.
— Положим, не говорил, просто не успел. Но я сам дошел. В сущности, Валентин и Илиеску правы: нам подают знаки, а мы проходим мимо, оставляя их без внимания…
И, поскольку Мэргэрит смотрел на него все так же недоверчиво, счел нужным распространиться:
— Взять хотя бы нашу сегодняшнюю встречу: четверо румын, двое французов и два телефонных звонка. И все это: встреча, разговор и звонки — вокруг одной фразы: «под тенью лилии, в раю». Вам это не кажется любопытным?
