KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Разное » Томас Диш - Азиатский берег

Томас Диш - Азиатский берег

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн "Томас Диш - Азиатский берег". Жанр: Разное издательство -, год -.
Перейти на страницу:

В виде компромисса он начал проводить пополуденные часы в кофейне, расположенной чуть ниже по улице. Он устраивался за столиком у окна и сидел, созерцая завитки пара, поднимающиеся маленьким венчиком над его стаканом с чаем. В глубине длинного зала напротив медного самовара собирались старики, бросающие кости и передвигающие фишки. Другие посетители сидели поодиночке, и ничто в поведении этих людей не показывало, что их мысли в чем-либо отличны от его собственных. Даже когда никто не курил, воздух переполняли запахи углей в приготовленных наргиле. Любая форма общения была редкостью. Кальяны булькали, маленькие костяные кубики постукивали в своих медных стаканчиках; шелест газеты, позвякивание стакана о блюдце.

На столе в пределах досягаемости руки он всегда держал красный блокнот, а на нем шариковую ручку. Положив, он их уже не касался до самого ухода.

Анализируя впечатления и побуждения, он постепенно осознавал, что основная привлекательность этой кофейни исходит из ее качества бастиона, самого прочного и устойчивого из всех, что у него имеются, к воздействию вездесущей произвольности. Если он сидит спокойно, соблюдая требования ритуала, протокола такого же простого, как правила игры в кости, мало-помалу предметы, занимающие пространство вокруг него, собираются в единое созвучное целое. Все вещи располагаются ровно в своих собственных контурах. Приняв за центр стакан в форме цветка, который в настоящий момент является не чем иным, как стаканом чая, его восприятие распространяется по комнате, словно концентрические круги по воде декоративного водоема, чтобы вобрать, наконец, весь объект в окончательном ноуменальном объятии. Очень точно. Зал в строгом смысле является тем, чем и должен быть. Зал заключает его в себе.

Он не насторожился при первых постукиваниях снаружи в оконное стекло, только отметил, что его размышления слегка подернуло рябью, а стройная картина мира начинает расползаться. При повторном стуке он поднял глаза.

Они были вместе. Женщина и ребенок.

Он встречал их по отдельности несколько раз, начиная с момента своей первой вылазки в Ускюдар тремя неделями ранее. Мальчишку — однажды на изрытом тротуаре перед консульством, в другой раз — сидящим на перилах моста Каракёй. Как-то, добираясь до Таксима на долмуше[2], он проехал едва ли не в метре от женщины, и они обменялись узнающими взглядами, лишенными какой бы то ни было двусмысленности. Сейчас они впервые предстали вместе.

Но что, впрочем, доказывало, что это были именно они? Он видел женщину и ребенка, и женщина стучала костяшками пальцев в стекло окна, чтобы привлечь чье-то внимание. Его? Если бы он мог рассмотреть ее лицо…

Он оглядел посетителей кофейни. Толстый плохо выбритый человек, читающий газету. Другой — с темным лицом, в очках, с необузданными усами. Два старика в дальнем конце зала, тянущие дым из своих наргиле. Никто из них не обращал внимания на стук в окно.

Он решительно уткнулся в свой стакан, который перестал быть парадигмой собственной необходимости. Теперь он уже являлся посторонней вещью, предметом, раскопанным в развалинах погребенного города, фрагментом.

Женщина продолжала стучать в стекло. Наконец хозяин кофейни вышел и сказал ей что-то резким тоном. Она отошла, никак не ответив.

Он просидел еще с четверть часа перед своим холодным чаем. Потом вышел на улицу. Они исчезли. Он прошел как можно спокойней сотню метров, отделяющих кофейню от дома. Войдя к себе, накинул на дверь цепочку. Больше он в этой кофейне не был.

Он не удивился, когда этим вечером женщина пришла стучать в его дверь.

И потом каждым вечером в девять или позже, в десять.

«Явуз! Явуз!» — звала она.

Он созерцал черные воды, огни другого берега. Он часто спрашивал себя, в какой момент уступит, в какой момент пойдет открывать дверь.

Но, само собой разумеется, это была ошибка. Его звали не Явуз.

Джон Бенедикт Харрис. Американец.

Совершенно случайное сходство. Если предположить, что он когда-нибудь существовал, что он есть, Явуз.

Человек, который развесил журнальных красоток по стенам?

Женщины, они могли быть близнецами, с обильно накрашенными глазами, с поясом для подвязок, восседающие на одной и той же белой лошади. На губах — сладострастная улыбка.

Прически с начесом, пухлые губы. Тяжелые груди с коричневыми сосками. Тахта.

Пляжный мяч. Темная кожа. Бикини. Хохот. Песок. Вода голубого цвета, кажущегося ненатуральным. Моментальные фотоснимки.

Были ли они образами его собственной фантазии? Если нет, то почему он не может решиться снять их со стен? У него с собой имеются гравюры Пиранези. Саграда Фамилия в Барселоне на увеличенной фотографии. Эскиз Черникова. Ему есть чем покрыть стены.

Он принялся представлять себе этого Явуза… на которого мог походить.

III

На третий день после Рождества пришла открытка от жены, проштемпелеванная в Неваде. Джейнис была, он знал это, не из тех, кто отправляет поздравительные открытки. Лицевая сторона изображала бескрайнее пространство, белое и пустынное — соляная пустыня, предположил он, — и там, вдали, горы, обагренные закатом. Над заходящим солнцем пурпур переходил в розовый. Чрезмерная ретушь цветовой растяжки. Никаких персонажей в пейзаже, ни следа растительности. На обороте она написала:

Счастливого Рождества! Джейнис.

В тот же день он получил экземпляр Арт Ньюс в конверте из оберточной бумаги. К обложке его друг Рэймонд прикрепил скрепкой совершенно нейтральную записку:

Я подумал, возможно, тебе захочется прочесть это. Р.

На последних страницах журнала он нашел длинную беспощадную критику своей книги, принадлежащую перу Ф. Р. Робертсона. Робертсон, известный своими трудами по эстетике Гегеля, утверждал, что Homo Arbitrans[3] не что иное, как собрание трюизмов — хотя, похоже, не противоречащих друг другу — и безнадежно невнятное переложение идей Гегеля.

Несколько лет назад он ассистировал Робертсону на первых двух вступительных лекциях его курса, потом отделался от нагрузки. Возможно, Робертсон припомнил это.

Статья изобиловала фактическими ошибками, неточными цитатами и даже не упоминала о его главном постулате, который (он признавал это) вовсе не был диалектическим. Он решил, что обязан ответить, и положил журнал возле пишущей машинки как памятку. В тот же вечер он опрокинул бутылку, и почти все вино вылилось на него, так что, вырвав страницы со статьей, он выбросил журнал в мусорное ведро вместе с открыткой от жены.

Необходимость посмотреть какой-нибудь фильм повела его на улицы, где он продолжал таскаться от кинотеатра к кинотеатру даже после того, как моросящий пополуденный дождик перешел в ливень. В Нью-Йорке, оказавшись в подобном душевном состоянии, он отправлялся на два фантастических фильма или два вестерна подряд на 42-ую Улицу. Но здесь, несмотря на то что кинотеатриков в отсутствие телевидения имелось множество, только старые, наиболее известные голливудовские фильмы пускались в оригинальной версии. Все остальные дублировались на турецкий.

Подталкиваемый своим желанием, он едва не проскочил мимо человека, ряженного скелетом, который ходил взад и вперед по тротуару, промокший пережиток Хэллоуина, жалкий кумир толпы возбужденных детей. Дождь скрутил углы его плаката (который в данный момент служил ему зонтом), и чернила на нем потекли. Он разобрал:

КИЛ Г

СТА ЛДА

После Ататюрка Килинг, человек-скелет, занимал самое почетное место в новой массовой культуре Турции. Кипы журналов и комиксов, воспевающих его подвиги, загромождали прилавки киосков, и вот он перед ним собственной персоной, или, по крайней мере, один из его аватаров, человек-сэндвич из фильма про самого себя. И там, на примыкающей улице, кинотеатр, его показывающий: «Килинг Истанбулда». То бишь: «Килинг в Стамбуле». Под огромными буквами Килинг в маске мертвой головы угрожает заключить в объятия блондинку, насколько красивую, настолько и демонстративно строптивую. И на другой афише, еще большего размера, выстрелами из револьвера убивает двух элегантно одетых мужчин. По этим сценам невозможно решить: Килинг в своей сущности добр, как Бэтмен, или зол, как Фантомас? Что ж…

Он взял билет, чтобы разобраться. Его интриговало имя. Имя явно английское.

Он занял место в четвертом ряду, когда фильм уже начинался, с наслаждением погружаясь в знакомые образы города. Черно-белые, проявляющиеся из темноты привычные виды Стамбула приобретали характер выделенной, подчеркнутой реальности. Современные американские автомобили ныряли в узкие улочки на опасной скорости. Старый врач давал удушить себя невидимому нападающему. Потом долгое время не происходило ничего интересного. Медленно тянулась идиллия, скорее вяловатая, между блондинкой-певицей и молодым архитектором; в промежутках некие гангстеры, или дипломаты, пытались стянуть черный чемоданчик доктора. После невнятной сцены, во время которой четверо этих типов погибают в результате какого-то взрыва, чемоданчик попадает в руки Килинга. Но он оказывается пустым.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*