KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Разное » Томас Манн - Тристан

Томас Манн - Тристан

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн "Томас Манн - Тристан". Жанр: Разное издательство неизвестно, год неизвестен.
Перейти на страницу:

Это повторное "не знаю" давало понять, что доктор Леандер не очень-и дорожит писателем и снимает с себя всякую ответственность за нет

- О, ведь это же очень интересно! - воскликнула супруга господина Клетериана. До сих пор ей ни разу не приходилось видеть писателя.

- Да, - предупредительно ответил доктор Леандер, - он пользуется, кажется, некоторой известностью...

Больше они о писателе не говорили.

Но немного позднее, когда новые постояльцы ушли к себе и доктор Леандер тоже собирался покинуть гостиную, господин Шпинель задержал его и, в свою очередь, навел справки.

- Как фамилия этой четы? - спросил он, - Я, конечно, ничего не разобрал.

- КлетериаН, - ответил доктор Леандер и пошел дальше.

- Как его фамилия? - переспросил господин Шпинель.

- Клетериан их фамилия, - сказал доктор Леандер и пошел своей дорогой. Он отнюдь не дорожил писателем.

Мы уже как будто дошли до возвращения господина Клетериана на родину? Да, он снова был на Балтийском побережье, с ним были его коммерческие дела, с ним был его сын, бесцеремонное, полное жизни маленькое существо, стоившее матери стольких страданий и легкого заболевания дыхательного горла. Что касается самой молодой женщины, то она осталась в "Эйнфриде", и советница Шпатц взяла на себя роль ее старшей подруги. Это, однако, не мешало супруге господина Клетериана находиться в добрых отношениях и с прочими пациентами, - например, с господином Шпинелем, который, ко всеобщему удивлению (ведь до сих пор он ни с одной живой душой не общался), сразу же стал с ней необычайно предупредителен и услужлив и с которым она не без удовольствия болтала в часы отдыха, предусмотренные строгим режимом дня.

Он приближался к ней с невероятной осторожностью и почтительностью и говорил не иначе как заботливо понизив голос, так что тугая на ухо советница Шпатц обычно не разбирала ни одного его слова. Ступая на носки своих больших ног, он подходил к креслу, в котором, с легкой улыбкой на лице, покоилась супруга господина Клетериана, останавливался в двух шагах от нее, причем одну ногу он отставлял назад, а туловищем подавался вперед, и говорил тихо, проникновенно, с некоторым усилием и слегка захлебываясь, готовый в любое мгновение удалиться, исчезнуть, лишь только малейший признак усталости или скуки промелькнет на ее лице. Но он не был ей в тягость; она приглашала его посидеть с ней и с советницей, обращалась к нему с каким-нибудь вопросом и затем, улыбаясь, с любопытством слушала его, потому что иногда он говорил такие занимательные и странные вещи, каких ей никогда еще не доводилось слышать.

- Почему вы, собственно, находитесь в "Эйнфриде", господин Шпинель? спросила она. - Какой курс лечения вы здесь проходите?

- Лечения?.. Хожу на электризацию. Да нет, это сущие пустяки, не стоит о них и говорить. Я вам скажу, сударыня, почему я здесь нахожусь...

Ради здешнего стиля.

- Вот как, - сказала супруга господина Клетериана, подперев рукой подбородок, и повернулась к господину Шнниелю с преувеличенно заинтересованным видом; так подыгрывают ребенку, когда он собирается что-нибудь рассказать.

- Да, сударыня, "Эйнфрид" - это чистый ампир. Говорят, когда-то здесь бил замок, летняя резиденция. Это крыло - позднейшая пристройка, но главное здание сохранилось нетронутым. Иногда вдруг я чувствую, что никак не могу обойтись без ампира, временами он мне просто необходим, чтобы сохранить сносное самочувствие. Ведь так понятно, что среди мягкой и чрезмерно удобной мебели чувствуешь себя иначе, чем среди этих прямых линий столов, кресел и драпировок... Эта ясность и твердость, эта холодная, суровая простота, сударыня, поддерживают во мно собранность и достоинство, они внутренне очищают меня, восстанавливают мои душевные силы, возвышают нравственно, без сомнения...

- Да, это любопытно, - сказала она. - Впрочем, я наверное смогу это понять, если постараюсь.

Он отвечал, что не стоит стараться, и оба они рассмеялись. Советница Шпатц тоже рассмеялась и нашла, что все это любопытно, но она не сказала, что сможет это понять.

Гостиная в "Эйнфриде" была просторная и красивая. Высокая белая двустворчатая дверь обычно стояла распахнутой в бильярдную, где развлекались господа с непокорными ногами и другие пациенты. С другой стороны застекленная дверь открывала вид на широкую террасу и сад.

Сбоку от нее стояло пианино. Был здесь и обитый зеленым сукном ломберный стол, за которым генерал-диабетик и сщо несколько мужчин играли в вист. Дамы читали или занимались рукодельем. Комната отапливалась железной ночью, по уютнее всего было беседовать у изящного камина, где лежали поддельные угли, оклеенные полосками красноватой бумаги.

- Рано вы любито вставать, господин Шпинель, - сказала супруга господина Клетериана. - Мно случалось уже два или три раза видеть, как вы выходите из дому в половине восьмого утра.

- Я люблю рано вставать? Ах, вовсе нот, сударыня. Я, видите ли, рано встаю потому, что, собственно, люблю поспать.

- Ну, вам придется это пояснить мне, господин Шпинель.

Советница Шпатц тоже потребовала пояснения.

- Как вам сказать... если человек любит рано вставать, то ому, помоему, и незачем подниматься ранним утром. Совесть, сударыня... скверная это штука! Я и мно подобные, мы всю жизнь только о том и печемся, только тем и озабочены, чтобы обмануть свою совесть, чтобы ухитриться доставить ей хоть маленькую радость. Бесполезные мы существа, и и мне подобные, и, кроме редких хороших часов, мы всегда уязвлены и пришиблены сознанием собственной бесполезности. Мы презираем полезное, мы знаем, что оно безобразно и низко, и отстаиваем эту истину так, как отстаивают лишь насущно необходимые истины. И тем не менее мы вконец истерзаны муками совести. Мало того, вся наша внутренняя жизнь, наше мировоззрение, наша манера работать... таковы, что они воздействуют на наш организм самым нездоровым, самым губительным и разрушительным образом, и это еще ухудшает положенно. Тут-то и появляются на сцену всевозможные успокоительные средства, без которых мы бы просто но выдержали. Многие из нас, например, чувствуют потребность в упорядоченном, строго гигиеническом образе жизни. Ранний, немилосердно ранний подъем, холодная ванна, прогулка по снегу... Благодаря этому мы хоть немножко, хоть какой-нибудь час бываем довольны собой. А дай я себе волю, я бы, поверьте, полдня пролежал в постели. Если я рано встаю, то это, собственно, лицемерие.

- Нет, отчего же, господин Шпинель! Я нахожу, что это сила воли...

Не правда ли, госпожа советница?

Госпожа советница согласилась, что это сила воли.

- Лицемерие или сила воли, сударыня! Кому какое слово больше нравится. Я, право, на все смотрю настолько грустно, что...

- Вот именно. Ну, конечно же, вы слишком много грустите.

- Да, сударыня, мне часто бывает грустно.

...Дни стояли прекрасные. В ослепительной яркости морозного безветрия, в голубоватых тенях, ясные и чистые, белели земля, горы, дом и сад, и надо всем этим поднимался безоблачный свод нежно-голубого неба, в котором, казалось, пляшут мириады сверкающих пылинок и блестящих кристаллов. Супруга господина Клетериана чувствовала себя в эти дни сносно; жара у нее не было, она почти не кашляла и ела без особого отвращения. Целыми часами, как ей было предписано, сидела она на террасе в морозную солнечную погоду. Сидела среди снегов, закутанная в одеяла и меха, и с надеждой вдыхала чистый, ледяной воздух, полезный для ее дыхательного горла. Иногда она видела, как прохаживается по саду господин Шпинель, тоже тепло одетый, в меховых сапогах, придававших уже просто фантастические размеры его ногам. Он осторожно ступал по снегу, и в положении его рук была какая-то настороженность, какое-то застывшее изящество; подходя к террасе, он почтительно здоровался с госпожой Клетериан и поднимался на несколько ступенек, чтобы завязать разговор.

- Сегодня во время утренней прогулки я видел красивую женщину...

Боже мой, как она была красива! - говорил он, наклонив голову к плечу и растопырив руки.

- В самом деле, господин Шпинель? Опишите же мне ее!

- Нет, не могу. Если б я это сделал, я бы дал вам о ней неверное представление. Проходя мимо этой дамы, я едва успел окинуть ее взглядом, по-настоящему я ее не видел. Но смутной тени, мелькнувшей передо мной, было достаточно, чтобы разбудить мое воображение, и я унес с собою прекрасный образ... Боже, какой прекрасный!

Она засмеялась:

- Вы всегда так смотрите на красивых женщин, господин Шпинель?

- Да, сударыня; и это лучше, чем глазеть грубо и жизнежадно и уносить с собой воспоминание о несовершенной действительности.

- Жизнежадно... Вот так слово! Настоящее писательское слово, господин Шпинель! Но, знаете, оно мне запомнится. Я его немного понимаю, в нем есть что-то независимое и свободное, какое-то неуважение к жизни, хотя жизнь это самая почтенная вещь на свете, это сама почтенность...

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*