Франк Рюзе - 0%
Франк Рюзе - 0% краткое содержание
Франк Рюзе
0%
Сколько у меня их было в прошлом году? Пять? Шесть кризов в день? Кажется, надо пояснить: у нас, манекенщиц, в словаре профессионального жаргона словечко «криз» стоит аккурат между «композитками»[1] и «куннилингусом» и означает: заглотнуть побольше всякой всячины, без разбору, к примеру хоть целую пачку масла, а потом как можно скорее выблевать все это (см. слово «тошнота», на это дело там есть специально разработанная методика). Лично я всегда предпочитала в данной ситуации теплую соленую воду. Процедура делится на мелкие этапы: пьешь — блюешь, пьешь — блюешь... Для любителей точных цифр указываю норму: полтора литра на раз, из расчета пять «кризов» в день, что дает в результате девять литров соленой воды примерно на тридцать приступов рвоты. Скажете, многовато? Но если распределить их с умом на целый день, то в конце концов убеждаешься, что жить можно. И даже привыкаешь к постоянному кислому привкусу во рту. Ведь терпишь же лютую боль в деснах, и ничего.
Зато на весах мы просто ах!
Перелистываю свой портфолио: ID — 42 кэгэ, Citizen К — 40 кэгэ. Это тогда я начала глотать слабительные, чтобы вычистить из себя все что можно. С двух концов. The Face — 38 кэгэ. Дефиле Helmut Lang — 37. Поляроидный снимок больничной службы НРП (нарушение режима питания) — кстати, на фотке я вышла вполне ничего! — 36. В те времена у меня руки-ноги были сплошь синюшные, при самом легком прикосновении я уже знала: там будет синяк; в какой-то момент мне даже интересно стало, типа я их коллекционирую. Там, в больнице, мы с одной девчонкой даже игру такую придумали: я закрывала глаза, она дотрагивалась до меня пальцем, а я должна была сказать, есть в этом месте синяк или нет. Потом мы с ней затеяли игру «в родинки». Ну да, эти все вообще с трудом упомнишь, особенно на спине — мы уж и так, и сяк, даже в зеркале себя изучали. А если ошибешься, то пожалте, ваша очередь водить! Мы записывали очки на бумажке с самым серьезным видом, как в банке! Вот так и убивали время в ожидании принудительной кормежки. Когда подходило время обеда, мы начинали слегка мандражировать и переговариваться, типа: «Сколько там набежало?» — «Одиннадцать тридцать четыре». — «Ты как, ничего?» — «Нормально». И если вопрос «Ты как, ничего?» был вполне искренним, то про ответ этого не скажешь. Я-то и вправду восстанавливалась нормально: меня уже перевели на твердую пищу, в смысле на фрукты, а вот она все еще сидела на жидкой, ее желудок ничего другого не принимал. Ух, как я ей завидовала: мне-то приходилось жевать эти чертовы фрукты под присмотром медсестры, которая торчала у меня за спиной, следя, чтобы я съела все до конца; и после этого некоторые еще смеют кричать про диктатуру моды! Тебе твердят: «Подумай о тех, кого ты любишь, ведь ты же не хочешь причинить им горе своей смертью!» И ты, слушая это, обливаешься горючими слезами над тарелкой с дольками мандаринов. Одна медсестра мне както сказала, что если я буду продолжать в том же духе, то кончу как Анджелина Джоли — «помнишь, в том фильме, ну как его?..»
— Tomb Raider?
— Что, не видела фильм, где она играет сумасшедшую?
— Tomb Raider?[2]
А потом с меня глаз не спускали до тех пор, пока еда не переварится хотя бы наполовину (даже в туалет без сопровождения не выйти). Ну да ничего: по вечерам я вырубала отопление, распахивала окно (дело было в декабре) и отшвыривала подальше простыни и одеяло. Иногда, набравшись смелости, я и пижаму с себя стаскивала. И вперед! Все шло прекрасно, даже лучше, чем я ожидала. Мне удавалось не только сбросить набранный за день вес, но еще и похудеть немножко. Девчонка, которая научила меня всем этим приколам (нет, пора бы уж избавиться от этого словечка!), ну та самая, с которой мы играли «в родинки», умерла, пока я там лежала. Она весила двадцать пять кило. Ее звали Клара де Прайссас, а родители дали ей прозвище Пушинка; однажды ее фото даже попало на обложку Jeune et Jolie. Она была до того слабенькая, что начинала плакать от любого недоброго взгляда. Мы практически с ходу подружились, с самого первого дня моего пребывания в больнице. Она рассказала, что уже четыре года страдает от АБРС (анорексико-булимический рвотный синдром) и что однажды, когда она приняла целых две пачки слабительного, пошла в туалет и поднатужилась, у нее выпал конец прямой кишки.
Ну, с ней все ясно, а вот мне теперь, стоит подхватить легкий насморк, нужно принимать муколитики, чтобы не заработать себе осложнение на легкие. Кроме того, дважды в неделю лечащий врач, воздев руки к небу, как библейский пророк, стращает меня нехваткой калия в организме (которая, по его словам, может спровоцировать чуть ли не остановку сердца — в моем весьма гипотетическом будущем). Целых полтора месяца я таскала на локтевом сгибе портативную капельницу. А сейчас меня перевели на два укола в неделю (один — инъекция питательных добавок, второй — для контрольного анализа крови), поскольку я обещала врачам питаться нормально и, по возможности, конечно, не блевать. Кажется, я помаленьку выкарабкиваюсь. И вообще горжусь собой: я теперь отключаюсь всего раз в день, не чаще. Да и месячные у меня опять пошли. На прошлой неделе я два дня снималась для рекламы Gucci, и это уже хороший стимул, чтобы не слишком себя гробить и во всем соблюдать так называемую МАТ-диету (для моделей-актеров-танцоров). Вот ее меню: сваренные на пару овощи, супы, яблоки плюс Cola Light — правда, она к диете не относится, это так, для души, — а еще маленькие такие леденцы в форме вишенок, хотя это уж совсем ни в какие ворота не лезет! Бли-и-ип! (Это мой мобильник.) «Ау-у-у!» А это Софи вопит, что опрокинула себе на голову целый флакон шампуня. «Ну я как всегда — мисс Катастрофа. Ты представляешь, уже вылезла из ванны — и на тебе!» Я спрашиваю, чем ей помочь. Софи отвечает, насупившись и пуская грустные пузыри. Я выскакиваю на звонок из ванной в гостиную, вытираясь на бегу, но, увидев, кто это, даю отбой: меня жууутко достают типы, которые, стоит их отшить, начинают изображать из себя ревнивых Отелло, названивают днем и ночью, и все им расскажи — где ты и с кем ты. Один из моих «бывших» как-то заявил, что у меня «начисто атрофирована способность любить». Может, и так. Может, меня не научили. А кто виноват? Может, полковник Мутард[3] с английским ключом на кухне? Или мой отец? Или же отчим, который буквально на днях доказывал свою крутизну, вымещая ярость на пластиковых бутылках с минералкой. Или первый парень, с которым я целовалась и который издевался над моей зубной шиной. Или мой калиевый дефицит. Кто знает? Зато я влюблена в свою новую сумочку Prada — это уж точно.
Получаю SMS — опять Дамьен! Читаю вслух, погромче, чтобы Софи услышала меня из ванной:
— «Как ты себя чувствуиш? Мне тебя нехватаит!» Ну скажи, можно иметь дело с парнем, который даже глаголы спрягать не умеет?
От расстройства беру сигарету и... О черт, куда же делась эта чертова зажигалка, неужто пропала? Жозеф, мой лучший друг, — он всегда звонит, чтобы я не прозевала очередную серию «Сабрины» по телеку (кстати, нужно произносить «Шабрина», как это делает говорящий кот — главная звезда сериала), — так вот, на прошлой неделе он презентовал мне десяток разноцветных зажигалок, чтобы подбирать их в тон одежды. И если я потеряла розовую, то это... настоящий апокалипсис, ведь сегодня утром я целый час убила на выбор розовых шмоток. Знаю, одеваться под цвет зажигалки — чистое идиотство, но сам факт, что ты осознаешь это, лишает процесс всякой важности: как будто делаешь что-то совершенно пустяковое и бессмысленное. Вообще сознательный подход — прикольная штука, всегда выручает. И, главное, годится более-менее везде для более-менее всего на свете.
Медленная прокрутка.
Софи только что почистила зубы, ну и ладно, это ее дело, только мне кажется, будто я целуюсь с мятным леденцом.
Быстрая прокрутка, чтение.
Бли-и-ип! Это Софи звонит с сообщением, что, во-первых, — о гнев, о безысходность! — она выстирала свою майку Les prairies de Paris в слишком горячей воде и что, во-вторых, ее папаша (известный политик, который не расстается с серебряной бонбоньеркой, где прячет M& amp;M's) вздумал обернуть все книги из семейной библиотеки в белую бумагу. Потом она говорит, что целует мои сладкие ямочки (имея в виду впадины у меня под коленками), а я спрашиваю, как ей нравится этот коротенький топ (болтая, мы одновременно смотрим Fashion TV), потом она предлагает переспать, но я отвечаю, что не могу: сегодня я мышка. Этим симпатичным словцом мы с ней даем понять друг дружке: «У меня месячные, я вставила тампон». Потому что ниточка, которая остается снаружи, и вправду похожа на мышиный хвостик.
Лежу в постели, не двигаясь, чуть ли не целый час; мне хочется принять душ, но нет сил подняться. Со своего места разглядываю искусственные ромашки, которые я пришила к персидскому ковру, и мучаюсь чисто метафизическим вопросом: а не настелить ли мне тут ковролин, имитирующий зеленую лужайку? Наконец встаю, включаю свой Mac и бухаюсь вместе с ним обратно в постель; я открыла доступ в ICQ стольким людям, что мой бедненький ноутбук аж пыхтит от натуги. Письмо от Софи:
