Джед МакКенна - Во сне: теория заговора
Джед МакКенна - Во сне: теория заговора краткое содержание
Джед МакКенна. Во сне: теория заговора
==============
Связаться с переводчиком: [email protected]
Версия перевода и редактирования от 10/2016
==============
Реальность, что за идея. (Робин Уильямс)
==============
Оглавление
(1) Вечеринка в доме
(2) Где я жил и чего ради
(3) Где мы и как сюда попали
(4) Двери восприятия
(5) Бедная капля воды
(6) Алиса в стране сновидений
(7) Проблема ума
(8) Опоры иллюзии
(9) Карта царства сна
(10) Волшебный фонарь
(11) Проблема совершенства
(12) Один маленький шаг
(13) Что на обед
(14) Алиса в Матрице
(15) Повышение в звании
(16) Иносказание о койоте
(17) Баллада о Кене и Барби
(18) Creatio ex nihilo
(19) Миф о творении
(20) Хвала абсурду
(21) Зловещая долина
(22) Великая головоломка
(23) Белый кролик
(24) Кукольный театр
Приложения
12 способов сказать то же самое
Еще 38 способов сказать то же самое
Смысл творения
Хорошего хорошо понемногу
Мысль о мёде
==============
(1) Вечеринка в доме
…Можно ли доказать, что мы вот в это мгновение спим и все, что воображаем, видим во сне или же мы бодрствуем и разговариваем друг с другом наяву? (Платон, «Теэтет»)
Должно быть, Лизабель пригласила меня на маленькую вечеринку, устроенную для друзей и коллег, потому что я стою перед ее домом с подарком, когда она открывает дверь, словно обычный человек, и приглашает меня в свой ярко освещенный и оживленный дом. Я беру ее пальто и передаю ей красный пропеллер.
— Это мои друзья Фредвин и Латрина, — говорит Лизабель на нашем секретном языке.
— О да, — киваю я.
— Это мой Джедвин, — объясняет Лизабель Фредвину и Латрине, — он говорит всякое-разное.
— Вот это, — отзывается Латрина, — да.
— Латрина, — говорю я, — это что-то связанное с туалетом? [Latrine (англ.) — отхожее место. — Прим. перев.]
— О нет, — отвечает она, — просто друзья.
— А ты, Фредвин?
— Кукурузные поросята, — говорит он. — Я в кукурузных поросятах. Насыщенный вкус, никакой синтетики, высший класс.
Он наклоняется и шепчет мне:
— У нас места на хорошей стороне стола.
— Как будто я не знаю, — отвечаю я и похлопываю его по плечу. — Я должен идти.
— Пойдем со мной, — зовет Лизабель и сопровождает меня к патио позади дома, мимо джакузи, где Майкл Джексон подзывает меня не моим именем еще к одной парочке.
— Джедвин, — говорит Лизабель, — это Брэдвин и его жена Шугарбель. Я работаю над Шугарбель у растения во вторник. Брэдвин такой же, как ты.
— Ага, — говорю я.
— Джедвин знает свое дело, — говорит Лизабель.
— О да, — отвечает Брэдвин. — У меня есть дядя.
— Здесь все так сверкает, — говорит Шугарбель.
— А что за дело? — спрашивает Брэдвин.
— Играю в гольф, Брэдвин. Много гольфа.
Мы от души хохочем.
— А ты, Брэдвин? Чем занимаешься, а?
— Земные блага, — отвечает Брэдвин и подмигивает. — Думаю, ты понимаешь.
— Вполне. — Я тоже подмигиваю ему и удивляюсь, не сплю ли я.
— А вы и теперь заняты своим делом? — спрашивает Шугарбель.
— Не уверен, — отвечаю я ей. — Вы имеете в виду настоящее теперь или теперешнее настоящее?
— Вполне, — говорит она.
На вечеринке много людей, и я рассматриваю их. Вот Тэдвин, он, насколько мне известно, с автомойки, а там м-р Рурк в белом костюме приветствует людей у дымящейся жаровни, где Сидни Гринстрит в белом костюме помешивает лапшу.
— А, — говорю я радостно, — я знаю Сидни.
А может быть, я думаю о Вупи Голдберг в белом костюме, которая поглощает лапшу.
— Извините, — говорю я, но никто не отвечает, я один.
Я высматриваю, к кому присоединиться, и вижу юного Эллиота Гульда, к которому чувствую симпатию. Он носит армейскую полевую куртку, зеркальные солнечные очки и обвисшие усы.
— Отличная вечеринка, — говорит он, не шевеля губами.
— Вполне, — соглашаюсь я.
— История во сне, — добавляет он.
— Сон в истории в истории во сне, — отвечаю я. — Во сне, — добавляю я, не совсем уверенный в том, что все правильно выговорил.
Он кивает, не двигая головой.
— Забавная штука, — говорит один из нас.
Если аквалангист в бассейне игрушечный, то игрушка сделана на совесть. Я тихо радуюсь тому, как устроено освещение. Я помню что-то, что никогда не происходило, но сейчас это произошло. С балкона наверху слышен голос и таинственное бульканье лапши.
— Да ну, — говорю я, подтрунивая, как принято на вечеринках. — Ничто не сравнится с хорошим леденцом.
Никто не отвечает.
— Сейчас что-то должно случиться, — говорю я без слов, и бесплотный голос сообщает, что все в порядке.
— То-то, — отвечаю я.
— Могу чем-нибудь помочь? — спрашивает голос.
— Наушники, — отвечаю я, — и приводной ремень.
Бесплотный голос исчезает, к моей радости.
— Здравствуй, — говорит человек, на котором мне не удается сфокусировать взгляд, — меня зовут Джедвин.
— Здравствуй, Джедвин, — отвечаю я. — Меня тоже зовут Джедвин.
— Нет, — говорит он. — Джедвин.
— А, — понимаю я, — ты имеешь в виду Чедвин.
— Я так и сказал, — говорит он.
Что-то витает в воздухе. В глазах вспыхивает свет, и я задаюсь вопросом, ничего ли я не пропустил. Музыка превратилась в унылое глухое бумц-бумц, похожее на шум сломавшегося парохода. Помню, как страдал от гидромиандрии, и теперь я печален, но горд. Танцы прекратились еще до того, как начались. Джулианна Мур дарит мне многозначительный взгляд, и я столь же многозначительно смотрю в ответ. Я интересуюсь у нее, что нам известно.
— Тебе туда не попасть отсюда, — шепчет она.
Вот и все, что нам известно.
Я хочу пить и опускаю свою картонку. Что-то вот-вот должно случиться, а потом не случается. Мне скучно, я немного танцую, и получается довольно неплохо. Еще я знаю, что моя рука может пройти прямо сквозь этих людей, но я не хочу делать этого, потому что они мне самую малость нравятся.
— Вы веселитесь от души? — спрашивает меня Лизабель.
Я смотрю на нее, и она выглядит, как моя сестра-баронесса, так что я отворачиваюсь. Толпа разбивается на группы, и я вижу почему. Раздается отдаленный гул. Что-то приближается, но не приходит. Я все еще держу картонку, которая, по моим ощущениям, все объясняет.
— В ваших глазах изумление, — говорит блестящая женщина рядом со мной.
— Я не здесь, вот почему, — отвечаю я.
— Ну, — говорит она, — того и жди.
Я согласен, но не отвечаю. Что-то почти случилось. Я смотрю вокруг, не пропал ли кто еще. Я могу сказать, что уровни не те, но не должен дотрагиваться до ручки настройки. Жду, что будет дальше, и вот над садом ангел в белых одеждах попадает стрелой из света в ночь и называет это зимней луной. Майабель бежит ко мне, и я так счастлив. Я подхватываю ее на лету, предлагаю ей красный пропеллер, но она выбирает вместо него мое ухо, и вот мы плывем ночью по океану, и вокруг тьма.
(2) Где я жил и чего ради
То была легкая неоштукатуренная хижина, достойная приютить странствующего бога или богиню в величаво ниспадающем одеянии. И над моей хижиной веял тот же ветер, который овевает вершины гор, ветер, доносивший до меня лишь обрывки земной музыки, ее небесную часть. Утренний ветер веет всегда, и песнь мирозданиязвучит неумолчно, но мало кому дано ее слышать. На всех земных вершинах можно найти Олимп. (Генри Дэвид Торо)
Мы с Майей прибыли сюда в конце ноября. Природа была по-осеннему блеклой, не считая зеленого цвета рододендронов, а день серым и дождливым. Наш таксист, поначалу довольный заказом на дальнюю поездку, расстроился из-за последних нескольких миль по ухабистой гравийной дороге, пригодной только для серьезных полноприводных машин. За двадцать минут мы одолели половину подъема, а потом водитель стал сконфуженно разворачиваться. Полагаясь на навигатор, он решил, что до места осталась пара километров. Но оставалось больше.
Мы взяли такси там же, где я сдал арендованную машину, в которой мы провели предыдущие десять часов. А теперь таксист предлагал вернуть нас обратно на то же место, но мы с Майей вышли и отправились в путь своим ходом. Это Южные Аппалачи, довольно высокая их часть. Воздух был разреженным, сырым и прохладным, но не неприятным. Туманом были облака, которые мы видели снизу, где стояла табличка с сообщением, что начиная с этого места штат не отвечает за состояние дороги…
Мы шли и внимательно смотрели по сторонам. Я видел исцарапанные когтями деревья и знал, что это поработали медведи. Еще я высматривал рысей, самогонщиков, варщиков мета, браконьеров, полосатых гремучников и мокасиновых змей и надеялся, что все они уже впали в спячку. Майя слегка потянула воздух и вдруг застыла, уставившись в молочно-белую чащу, чуя что-то недоступное моему нюху, но никто так и не вышел из леса, чтобы нас убить.
