Рина Кумихо - Надежда после жизни
Рина Кумихо - Надежда после жизни краткое содержание
Рина Кумихо
НАДЕЖДА ПОСЛЕ ЖИЗНИ
Пролог
Мне девятнадцать.
Я живу с отцом в глубине леса.
Лес — наш дом и наше спасение от людей. Люди — опасность для нас.
Мы — хладные.
Я — полукровка — единственная, кто был рожден от человека и генетического биоробота, созданного человеком для своих целей.
Их называли хладными.
Они были созданы как идеальные солдаты. Должны были защищать. Но никто не хочет быть животным на привязи. И хладные вырвались. Они оказались вне лабораторий и вне контроля ученых, что создали их.
Хладные — идеальны… или почти идеальны. Они быстрые, практически неуязвимые и не подвержены чувствам…
Так о них говорили… так было, до того как мой отец встретил мою мать — Вивиан[1].
Они любили друг друга, пытались жить, никому не мешая…
Но мешали они.
И на них началась охота, травля, которая привела к гибели. Отец не смог спасти свою любовь, но спас меня. Я — его жизнь.
Он ушел со мной в лес, далеко и навсегда, не желая даже думать о том, чтобы я хоть раз видела тех, кто являлся причиной гибели моей матери.
Он выстроил нам дом между деревьями, выставил ловушки по периметру и сигналы оповещения. Все они против непрошеных гостей, но они не появлялись… я их за всю жизнь не видела ни разу.
Отец охотился и делал запасы даров леса, что было возможно собрать. Меня он учил с трех лет. К шести я уже могла различать следы животных, выслеживая их и охотясь. К двенадцати я попадала с дальнего расстояния прямо в цель, даже не утруждаясь.
Благодаря тому, что я наполовину хладная, мой слух — идеален, а глаза видят даже в темное время суток. В свои девятнадцать я владею боевыми навыками, которые могут убить. Отец учил меня выживать… учил тому, чему не успел научить мою мать и она погибла… Отец винит себя до сих пор.
Он любит меня, я знаю это. Но никогда отец мне этого не покажет. Но мне и не нужно. Я и так его понимаю.
У меня нет фото моей матери, но отец говорит, что я очень похожа на нее. Он говорит, что у меня ее темные гладкие волосы, что становятся шоколадными на солнце. Отец любит гладить их, когда рассказывает мне короткие истории о матери. Я люблю слушать их. Мне так кажется, что моя мать рядом со мной и это она баюкает меня, а не отец.
Из рассказов я знаю лишь о том, что у меня есть тетя и дядя, что остались вместе с бабушкой за стеной. Она так и не пала с тех пор как всех хладных уничтожили… всех, кроме моего отца и меня.
Всегда, после таких рассказов, я засыпаю с надеждой на сны, которые покажут мне ту жизнь, что я никогда не смогу увидеть. И мне они снятся. Я вижу свою маму, дядю Оливера, тетю Ванессу и бабушку, которой уже может и не быть в живых… Но я надеюсь…
Надеюсь так же, как надеялась моя мать, когда, умирая, отдала меня на руки отцу. Именно, она сказала впервые мое имя — Надежда и отец не посмел нарушить ее последнее желание.
Ее последние слова, что она говорил тогда, отец повторяет мне с самого детства:
— Даже после жизни, остается надежда. У нас она есть — наша Надежда…
Это были последние слова моей матери и мне нельзя подводить ее. И я не подведу.
Но, кажется, я желаю подвести отца…
Я решаю пойти к стене. Знаю, где есть проход.
Я хочу встретиться с семьей моей матери хотя бы раз…
С этого желания и начнется моя история!
Глава 1
Сегодня вновь сухой жаркий день. Температура держится у отметки выше тридцати вот уже три дня. Земля истощается. Она становится сухой. Все кругом требует дождя, влаги.
Отец вновь уходит с самого утра в лес, оставляя меня одну. Он все такой же сильный и красивый. Возраст у хладных меняется очень и очень медленно, делая их практически бессмертными. Но на лице отца всегда печаль, что еще больше омрачает его татуировку вокруг глаза. Мне она нравится. Но отец ненавидит ее. Я не знаю ответа на этот вопрос.
Отец запасает дрова, что норовят у нас скоро закончится, а мы не сможем без них готовить пищу. Готовка всегда на мне. Я уже начищаю картофель, который растет у нас за домом в небольшом огороде, что разбил отец. Там растет немногое, но самое нужное: картофель, капуста, морковь и лук. Нам хватает. И еще мясо животных и птиц, а также ягоды.
Мои руки все в грязи от корнеплодов, которые мне приходится очищать.
Отец сегодня будет поздно. Он предупредил меня и я не беспокоюсь. Солнце палит, нагревая наш дом все сильнее и сильнее. На моем лбу выступает пот. Я смазываю его рукой.
— Когда же уже будет дождь…! — постанываю я, окуная в воду картофель. Мне жарко. Я мечтаю о такой вещи, как кондиционер.
Птица пролетает мимо окна, хлопая крыльями. Я пожимаю плечами и поворачиваюсь в ее сторону. В окне уже никого нет. Но там есть пейзаж из деревьев и солнечного цвета.
Меня манит этот пейзаж.
Я откладываю ножик и вытираю руки о широкие штаны защитного цвета, что отец принес мне еще полгода назад. Он иногда делает вылазки в гетто за стену.
Накидываю на себя куртку поверх моей футболки и посильнее затягиваю свой хвост, что болтается и бьет меня по плечам. На ногах у меня шлепанцы.
На спину я закидываю рюкзак, что изрядно потрепан. Ему много лет. Он отцовский. Но другого нет и мне приходится его взять.
В него я кидаю быстрыми движениями пару картофелин, что можно запечь в костре, морковь, чистую тряпку, которая висит на деревянном стуле и нож. Им мы разделываем туши. Он острый с зазубринами на лезвии. Я кладу нож в крайний карман рюкзака и укладываю поверх всего своего скарба прочную веревку. Больше ничего. И у меня больше нет времени на раздумья. Либо сейчас, либо никогда… Если я не решусь, то больше мне не стоит и пытаться уйти к стене, чтобы увидеться с семьей матери.
Мне надо попытаться.
Я решаюсь; выхожу из дома, прикрывая неплотно дверь — знак того, что кто-то есть дома. Отец не сразу поймет, что я ушла непросто, а далеко и не на несколько дней, когда уходила охотиться.
Переступаю аккуратно, боюсь оставить ненужный след отцу, по которому он легко сможет отыскать меня. Обхожу павшие ветки и переступаю с пятки на носок. Рюкзак висит у меня за спиной. Его оттягивает к моей заднице от содержимого, но не сильно. Идти можно будет долго, не уставая.
Я удаляюсь от дома очень далеко, зная, что ждет меня от отца. Но так же я знаю, что сам бы он никогда бы меня не отпустил.
* * *По моим подсчетам, я иду уже несколько часов. Солнце садится за горизонт, окрашивая все в новые цвета. Я опускаюсь около одного дерева и, прислонившись, закрывая на секунду глаза. Выносливость у меня есть, но все-таки я человек, хоть и наполовину.
Мне хватает десяти минут, чтобы вновь быть в форме — бонус от того, что ты — хладная.
Я знаю куда идти. Единственное направление, куда мне запрещено ходить — к стене.
По моим подсчетам, к ней я должна добраться уже затемно. И это мне на руку. Может удастся провернуть все особых проблем.
Мои подсчеты верны. К ночи я добираюсь к стене. Она в нескольких сотнях метров от меня. Я на окраине леса. Дальше начинается песчаное поле, что изрезано от засухи. На нем ничего нет. Оно для обзора. Но я знаю секрет. Отец проговорился про него, когда рассказывал какая храбрая была мать, когда он ее похитил из гетто.
Я еще раз кидаю взгляд на стену и поворачиваюсь назад, уходя в сторону. Там тот затопленный туннель, что заброшен и подходит к самой стене, не давая увидеть тебя. Единственное, чего я боюсь, так это того, что брешь в стене заделали качественно, а не прикрыли листом железа, выкрашенного под бетон.
Стоя перед колодцем, куда нужно будет нырять, я оттягиваю этот момент, проверяя лямки на рюкзаке. Что ж… надо пробовать. Я должна продержаться под водой.
Я погружаюсь в воду; всплески вокруг.
Плыву вперед, задерживая дыхание, руки работают быстро. Я задеваю локтем какой-то старый ржавый крюк, что торчит с левой стороны. Мой рукав куртки окрашивается красным цветом, но в мутной воде он больше похож на коричнево-болотный. Я застываю на секунду, но надо двигаться дальше. И я не обращаю на рану внимание, а плыву дальше. Просвет. Я вижу его; мое дыхание уже на пределе. Движения становятся частыми.
Выныриваю и жадно вдыхаю воздух в свои легкие, отплевываясь водой. Мои волосы прилипают к шее, делаясь жалким мышиным хвостиком.
Я подтягиваюсь и усаживаюсь на край колодца. Мои ноги все еще в воде, куртка становится невыносимо тяжелой. Мне приходится снять ее; я встряхиваю ее. Рюкзак лежит здесь же, он рядом со мной.
Немного обсушившись, я приглядываюсь к стене. Она огромна и стремится в высь. Я вижу как она тонет в небе. Я прикасаюсь рукой к нагретой на солнце толще, исследуя ее. Находится и брешь, которую так и не заделали. А зачем? Хладные истреблены и нет угрозы из вне, чтобы следить за стеной. Она уже как дань мощи совету мэров семи округов.
