Энтони Райан - Песнь крови
Энтони Райан - Песнь крови краткое содержание
Энтони Райан
Песнь крови
Папе, который заставлял меня никогда не сдаваться.
Часть I
Тень ворона
Кружит над моим сердцем,
И поток моих слез застывает.
Из сеордской поэзии,автор неизвестенУ него было много имен. Ему еще не сравнялось и тридцати, но история уже сочла уместным наделить его титулами во множестве: он был Меч Королевства – для безумного короля, что натравил его на нас, Юный Ястреб – для тех, кто следовал за ним сквозь все испытания войны, Темный Меч – для его врагов из Кумбраэля и – но это я узнал много позже, – Бераль-Шак-Ур для загадочных племен Великого Северного леса, Тень Ворона на их наречии.
Но мой народ знал его лишь под одним именем, и это имя звенело у меня в голове непрестанно в то утро, когда его привели на причал: «Убийца Светоча. Скоро ты умрешь, и я это увижу. Убийца Светоча!»
Хотя он, несомненно, был выше большинства людей, я удивился, обнаружив, что он, вопреки всем слышанным мною рассказам, отнюдь не великан и что черты его лица, хотя и мужественны, вряд ли могут быть названы красивыми. Фигура его была мускулистой, однако массивных мышц, кои столь живо описывают рассказчики, я также не заметил. Единственной чертой его внешности, совпадающей с легендами, были глаза: черные, точно уголь, и пронзительные, как у ястреба. Говорили, будто глаза его раздевают душу донага, будто, встретившись с ним взглядом, ты не сумеешь утаить ни единого секрета. Я этому никогда не верил, но теперь, увидев его, понял, почему в это верят другие.
Узника сопровождал целый отряд императорской гвардии. Они ехали сомкнутым строем, с пиками наперевес, сурово оглядывая толпу в ожидании беспорядков. Толпа, однако, безмолвствовала. Люди останавливались поглядеть на него, когда он проезжал мимо, но не слышно было ни криков, ни оскорблений, никто в него ничем не швырял. Я вспомнил, что они знают этого человека, ибо он, хотя и недолго, правил их городом и командовал иноземной армией в его стенах, однако я не увидел на их лицах ни ненависти, ни жажды мести. Похоже, в основном они испытывали любопытство. Почему он здесь? Почему он вообще еще жив?
Отряд остановился у пристани, узник спешился – его должны были отвести на ожидающее его судно. Я отложил свои заметки, поднялся с бочонка из-под пряностей, служившего мне сиденьем, и кивнул капитану:
– Приветствую, сударь!
Капитан, закаленный гвардейский офицер с бледным шрамом вдоль челюсти и темной кожей уроженца южной Империи, ответил на кивок заученным официальным поклоном:
– Здравствуйте, господин Вернье.
– Насколько я понимаю, путешествие прошло без осложнений?
Капитан пожал плечами:
– Кое-где звучали угрозы. В Джессерии пришлось разбить несколько голов: местные хотели повесить труп Убийцы Светоча на шпиле своего храма.
Я гневно вскинул голову: да это же прямой бунт! Императорский указ был зачитан во всех городах, через которые должны были везти узника, и в указе недвусмысленно говорилось: Убийцу Светоча никто и пальцем не тронет!
– Император об этом узнает, – сказал я.
– Как вам угодно, но дело, право, пустяковое.
Он обернулся к узнику:
– Господин Вернье, разрешите представить: императорский узник Ваэлин Аль-Сорна.
Я вежливо кивнул высокому человеку. Его имя рефреном звучало у меня в голове: «Убийца Светоча, Убийца Светоча…»
– Приветствую, сударь, – через силу выдавил я.
Его черные глаза – пронзительные, испытующие – на миг встретились с моими. На миг я спросил себя: быть может, в чужеземных историях больше правды, чем кажется, быть может, во взгляде этого дикаря и впрямь есть какая-то магия? А вдруг он и в самом деле способен раздеть душу донага и вытянуть из нее правду? Со времен войны истории о сверхъестественных способностях Убийцы Светоча ходили во множестве. Он якобы может и говорить с животными, и повелевать Безымянными, и управлять погодой по своей воле. Оружие его закалено в крови поверженных врагов и никогда не ломается в битве. И, что хуже всего, он и его люди поклоняются мертвым, беседуют с тенями своих праотцев и тем призывают всяческую мерзость. Я не особо прислушивался к подобным побасенкам. Ведь если северяне владеют такой могучей магией, как же им удалось потерпеть столь сокрушительное поражение от наших рук?
– Здравствуйте, сударь.
Ваэлин Аль-Сорна говорил хрипло, с сильным акцентом: альпиранскому он выучился в темнице, а его голос, несомненно, огрубел после того, как он столько лет перекрывал им звон мечей и стоны павших, одерживая победы в сотнях битв, одна из которых стоила мне жизни моего ближайшего друга и будущего всей Империи.
Я обернулся к капитану:
– Отчего он в оковах? Император повелел, чтобы с ним обходились почтительно.
– Народу не нравилось видеть, что его везут не в цепях, – объяснил капитан. – Узник сам предложил надеть на него наручники, чтобы избежать беспорядков.
Он подошел к Аль-Сорне и снял с него оковы. Высокий принялся растирать запястья. Руки у него были в шрамах.
– Господин мой! – раздалось из толпы. Обернувшись, я увидел дородного мужчину в белом одеянии. Он торопился в нашу сторону, и лицо у него увлажнилось от непривычных усилий. – Постойте, пожалуйста!
Рука капитана потянулась было к сабле, однако Аль-Сорна остался невозмутим и улыбнулся навстречу толстяку.
– Здравствуйте, губернатор Аруан.
Толстяк остановился, утирая пот кружевным платком. В левой руке он держал длинный матерчатый сверток. Он кивнул капитану и мне, однако обратился к узнику:
– Господин мой, я уж и не чаял увидеть вас снова! Как поживаете?
– Хорошо, губернатор. А вы как?
Толстяк развел руками. Кружевной платок болтался у него на большом пальце, на каждом пальце, от указательного до мизинца, сверкали кольца с камнями.
– Я уж больше не губернатор! Всего лишь бедный купец. Торговля нынче не та, что прежде, но помаленьку пробавляемся.
– Господин Вернье, – кивнул мне Ваэлин Аль-Сорна, – позвольте вам представить Холуса Нестера Аруана, бывшего губернатора города Линеш.
– Польщен знакомством, сударь! – Аруан приветствовал меня неглубоким поклоном.
– Польщен знакомством, – вежливо ответил я. Так это, значит, тот самый человек, у которого Убийца Светоча отвоевал этот город. То, что Аруан не счел нужным покончить жизнь самоубийством от подобного бесчестья, после войны сделалось широко известно, однако император (да хранят его боги в его мудрости и милосердии!) даровал ему помилование в свете из ряда вон выходящих обстоятельств, в каких произошло вторжение Убийцы Светоча. Однако губернаторской должности Аруан лишился – столь далеко императорское милосердие не распространялось.
Аруан снова обернулся к Аль-Сорне:
– Рад, что вы благополучны. Я писал императору, моля его о пощаде.
– Знаю. Ваше письмо зачитывали на суде.
Из судебных записей мне было известно, что письмо Аруана, написанное с немалым риском для его собственной жизни, составляло часть доказательств необычайного великодушия и милосердия, проявленных Убийцей Светоча в ходе войны. Император терпеливо выслушал их все, прежде чем постановил, что узника судят за его преступления, а не за его добродетели.
– С дочкой вашей все хорошо? – спросил узник у Аруана.
– Все отлично, нынешним летом замуж пойдет. Бестолковый сынок корабела, но что может поделать бедный отец? По крайней мере, благодаря вам она жива и теперь может разбить отцовское сердце!
– Рад слышать. Про свадьбу, не про ваше разбитое сердце. Правда, подарить им мне нечего, кроме моих наилучших пожеланий.
– На самом деле, господин мой, я сам принес вам подарок.
Аруан взял длинный матерчатый сверток в обе руки и с необычайно торжественным видом вручил его Убийце Светоча.
– Я слышал, он вам вскоре понадобится снова.
Северянин отчетливо замялся, прежде чем взял сверток и развязал его своими изуродованными руками. Ткань упала, и перед нами явился меч непривычного вида: одетый в ножны клинок длиной в добрый ярд и прямой, в отличие от кривых сабель, какие предпочитают альпиранские солдаты. Одинокий выступ выгибался вдоль рукояти, образуя гарду, и единственным украшением оружия было простое стальное навершие. Эфес и ножны были усеяны множеством небольших зарубок и царапин, говорящих о том, что мечом непрерывно пользовались в течение многих лет. То было отнюдь не церемониальное оружие, и у меня голова пошла кругом, когда я вдруг осознал, что это – его меч. Тот меч, что он принес на наши берега. Тот меч, что сделал его Убийцей Светоча.
– Так вы хранили его у себя?! – с отвращением бросил я Аруану.
Толстяк холодно взглянул на меня.
– Это было самое меньшее, чего требовала моя честь, господин мой.
– Благодарю вас, – сказал Аль-Сорна прежде, чем я успел сказать еще что-то пренебрежительное. Он взвесил меч на руке. Гвардейский капитан приметно напрягся, когда Аль-Сорна выдвинул клинок из ножен примерно на дюйм[1] и попробовал лезвие пальцем. – Остер, как и прежде.
