Эдгар По - Украденное письмо
Эдгар По - Украденное письмо краткое содержание
Эдгар По
Украденное письмо
Nil sapientiae odiosius acumme nimio.[1]
Seneca.В темный и бурный вечер, осенью 18** г., в Париже я услаждал свою душу размышлениями и трубкой в обществе моего друга С. Огюста Дюпен, в его крошечной библиотеке, комнатке с книгами au troisieme[2] № 33, Rue Donot, Faubourg St. Germain. Битый час мы хранили глубокое молчание, всецело погруженные — (так, по крайней мере, показалось бы постороннему наблюдателю) — в созерцание волн дыма, наполнявшего комнату. Я думал о двух давнишних событиях, о которых мы говорили в начале вечера: о происшествии в улице Морг и тайне, связанной с убийством Мари Роже. И я невольно был поражен странным совпадением, когда дверь отворилась и вошел М-r Г**, префект парижской полиции.
Мы встретили его очень приветливо: его негодность почти искупалась его забавностью, — и мы не видали его уже несколько лет. Мы сидели в темноте, и Дюпен привстал было, чтобы зажечь лампу, но снова уселся, когда гость об'явил о цели своего прихода: его привело сюда желание посоветоваться с нами, — точнее, с моим другом, — насчет одного происшествия, наделавшего немало хлопот.
— Дело, вероятно, потребует размышлений — сказал Дюпен, — нам, пожалуй, удобнее будет обсуждать его в темноте.
— Это тоже одна из ваших курьезных привычек, — заметил префект, называвший курьезным все, что превышало меру его понимания, и потому живший среди легиона «курьезов».
— Именно, — отвечал Дюпен, предложив гостю трубку и подвинув ему покойное кресло.
— В чем же дело? — спросил я. — Неужели опять убийство, надеюсь — нет.
— О, нет, дело совсем иного рода. Дело очень простое; я думаю, мы и сами с ним справимся; но Дюпену, вероятно, будет интересно узнать подробности: — происшествие крайне курьезное.
— Простое и курьезное, — сказал Дюпен.
— Ну, да; и вместе с тем ни то, ни другое. В том-то и странность, что дело простое, а сбивает нас с толку.
— Может быть, именно своей простотой оно и сбивает вас с толку, — заметил мой друг.
— Что за вздор, — возразил префект рассмеявшись.
— Может быть, тайна слишком ясна, — прибавил Дюпен.
— О, Господи! что за мысль!
— Слишком легко раз'ясняется.
— Ха! ха! ха! — ха! ха! ха! — хо! хо! хо! — захохотал гость, — ну, Дюпен, вы меня просто уморите.
— Но в чем же, наконец, дело? — снова спросил я.
— Вот я вам расскажу, — отвечал префект, тяжело отдуваясь и откидываясь на спинку кресла. — Расскажу в немногих словах, но должен предупредить: дело требует строжайшей тайны, и я, вероятно, потеряю место, если узнают, что я сообщил тайну другим.
— Продолжайте, — сказал я.
— Или нет, — заметил Дюпен.
— Ну, вот: я получил извещение от одного высокопоставленного лица, что из королевских апартаментов похищен крайне важный документ. Лицо, похитившее его, известно; тут не может быть никаких сомнений; видели, как оно брало документ. Известно также, что документ до сих пор остается в его руках.
— Почему это известно? — спросил Дюпен.
— Это ясно по самой природе документа, — отвечал префект, — и потому, что до сих пор не обнаружились последствия, которые должны обнаружиться, когда документ не будет больше в руках вора, то есть, когда вор употребит его для той цели, для которой украл.
— Нельзя ли немножко яснее, — сказал я.
— Хорошо, я скажу, если так, что бумага дает своему обладателю известную власть, там где эта власть имеет огромную силу. — Префект любил дипломатические обороты речи.
— Я все-таки ничего не понимаю, — заметил Дюпен.
— Нет? Хорошо; пред'явление этого документа третьему лицу, — я не стану его называть, — затронет честь одной очень высокопоставленной особы; вот что дает владельцу документа власть над этой знатной особой, спокойствие и честь которой, таким образом, подвергаются опасности.
— Но, — заметил я, — ведь эта власть зависит от того, известно ли похитителю, что обокраденная им особа знает, кто украл письмо. Кто же осмелился бы…
— Вор, — перебил префект, — министр Д., человек, который осмелится на все, достойное и недостойное. Самый способ похищения так же дерзок, как и остроумен. Документ, о котором идет речь (письмо, если уж говорить откровенно), получен пострадавшей особой, когда она находилась одна в королевском будуаре. Во время чтения она была захвачена врасплох появлением другой знатной особы, — именно той, от которой надлежало скрыть письмо. Не успев второпях сунуть его в ящик, она должна была оставить письмо на столе. Впрочем, листок был положен адресом вверх, а исписанной стороной вниз, так что мог остаться незамеченным. В эту минуту входит министр Д. Его рысьи глаза мигом замечают листок, узнают почерк на адресе, видят смущение особы и тайна угадана. Поговорив о делах, министр с обычной своей торопливой манерой, достает из кармана письмо, похожее на то, о котором идет речь, развертывает его, делает вид, что читает, потом кладет на стол рядом с первым. Затем продолжает разговор о государственных делах. Наконец, через четверть часа, уходит, захватив письмо, вовсе не ему адресованное. Особа, которой принадлежало письмо, не могла остановить вора в присутствии третьего лица. Министр отретировался, оставив на столе свое письмо, самого пустого содержания.
— Итак, — сказал Дюпен, обращаясь ко мне, — условия именно таковы, какие по вашему мнению нужны, чтобы власть была действительной: вору известно, что потерпевший знает, кто вор.
— Да, — подтвердил префект, — и вот уже несколько месяцев, как вор пользуется этой властью для осуществления своих крайне опасных политических замыслов. Обворованная особа с каждым днем все более и более убеждается в необходимости вернуть письмо. Но этого нельзя сделать открыто. В конце концов, доведенная до отчаяния, она поручила все дело мне.
— Полагаю, — заметил Дюпен, скрываясь в облаках дыма, — что более проницательного агента нельзя и желать, нельзя даже вообразить.
— Вы льстите мне, — возразил префект, — впрочем возможно, что кое-кто и держится подобного мнения.
— Как вы сами заметили, — сказал я, — письмо, очевидно, в руках министра; только угроза, а не употребление письма, дает министру власть; раз письмо пущено в ход, власть кончается.
— Именно, — сказал префект, — я и действовал на основании этого убеждения. Прежде всего, я решился обыскать дом министра. Главное затруднение состояло в том, чтобы произвести обыск без его ведома. Надо было во что бы то ни стало избежать опасности, грозившей в случае, если бы он узнал о моих замыслах.
