Андрей Ильин - Одна сатана
Андрей Ильин - Одна сатана краткое содержание
Андрей Ильин
Одна сатана
Глава 1
В квартире было сумрачно. И было тихо. Но не просто тихо. А как-то напряженно тихо. Как бывает в ожидании большого несчастья.
— Да… Увы… Вне игры… К сожалению, вне игры… — бубнил телевизор. — Хотя, если смотреть из комментаторской кабины, мне так не показалось… Я, конечно, не могу оспаривать действия судей, но хочу заметить, что судейство в этом матче оставляет желать лучшего… Как видно, не хотят судьи отдавать нашей команде победу в этом матче, за так нужное нам двадцать третье место…
Перед телевизором в глубоком кресле сидела женщина. Она очень внимательно смотрела в экран. На бегающих в синих трусах по зеленому полю футболистов.
Но мечущихся по экрану футболистов не видела. И экран не видела. И телевизора не видела.
Она вообще ничего не видела.
Футбол закончился. На экране появились часы. Секундная и минутная стрелки приближались к цифре двенадцать. Часовая упиралась в восемь.
Восемь часов. Восемь часов вечера.
Уже восемь.
Женщина встала с кресла, подошла к окну и, закутавшись в шаль, замерла у самого стекла.
По улице шли люди. Их было немного. Меньше, чем два часа назад. Два часа назад они бурным потоком вырывались из раскрывшихся дверей транспорта и растекались ручейками по дворам и парадным.
Их было много, потому что они возвращались с работы. Теперь улица была почти пуста. Те, кто два часа назад возвращался с работы, были уже дома. Теперь шли опоздавшие одиночки…
Женщина отошла от окна, снова села в кресло перед телевизором.
«… был найден во дворе собственного дома. Рядом брошенный киллером пистолет „ТТ“. Пять пуль попало потерпевшему в голову. После чего убийца произвел несколько контрольных выстрелов ему в затылок. От полученных ран потерпевший скончался до приезда „Скорой помощи“…»
Женщина быстро взяла телефонную трубку. Положила. Снова взяла. И замерла, глядя в экран телевизора.
На экране мертвенно скалилась изрешеченная пулями голова.
— Всех, кто может опознать убитого, просим звонить по телефону…
Женщина, рассеянно глядя в экран, набрала номер.
— Здравствуйте! Это второй отдел?
— Да. Второй.
— Будьте добры, пригласите Сергея Михайлова.
— А кто его спрашивает?
— Кто спрашивает? Я… То есть я хочу сказать, жена спрашивает. Его жена.
— Его на месте нет.
— А где он?
— Ушел.
— Давно ушел?
— Давно. Часа три назад.
— А куда ушел?..
— Ну откуда мы можем знать?
— Но, может, он что-нибудь сказал? Когда уходил.
— Сказал.
— Что?
— До свидания сказал.
— Извините. Спасибо.
Положила трубку. Отошла к окну. Долго смотрела на идущих вдоль улицы прохожих.
Нет, не он… И это не он… Вон, далеко мужчина. Высокий. В черном плаще. Как у него… Он? Он?!
Нет. Не он. Другой мужчина. Чужой мужчина… Женщина вновь подошла к телефону. Долго смотрела на него, словно на что-то решаясь. Подняла трубку.
— Але!
— Софья, это ты?
— Я! Кто еще? Конечно, я! В этом доме других женщин быть не может!..
Софья стояла на кухне, в наспех запахнутом халате, в бигудях, удерживала плечом трубку возле уха, шинковала капусту и шугала путающихся под ногами детей.
— Кто это говорит? Я что-то не узнаю.
— Это я. Татьяна. Татьяна Михайлова.
— Ах, ты!.. Ну-ка пошла отсюда! Мерзавка! Это я не тебе, извини. Пошла, сказала! И ты тоже! Не трожь капусту! Оставь капусту! Пакостник! Ну-ка все отсюда! Разом. А не то я…
— Кто там у тебя?
— Шпингалеты мои. Буйствуют…
У Софьи было четверо детей. От трех мужей. Поэтому среди подруг она считалась наиболее сведущей в семейной жизни.
— У вас моего случайно нет?
— Твоего? Кыш сказала! Случайно нет.
— Ну тогда извини.
— Погоди, погоди… А что, что-то случилось? Раз ты…
Он что, к другой бабе ушел?
— Да нет, что ты. Я просто… Я думала, может, он к вам по пути с работы заглянул.
— Задерживается?
— Да.
— Давно задерживается?
— Часа полтора.
— Да я не в этом смысле. Как часто задерживается?
— А что, это имеет значение?
— Ну ты даешь, подруга! Частота — это самое главное. Лучше один раз и на всю ночь. Чем по часу, но через день.
— Почему?
— Потому что если на всю ночь, но не чаще одного-двух раз в месяц — значит, это проститутка. А если на час, но систематично — вполне вероятно, что любовь, — громко прозвучал в наушнике голос уверенной, все понимающей и все про всех знающей дамы.
— Какая любовь?
— Новая любовь.
— Какая новая. Ему же за сорок…
— А возраст здесь, подруга, ни при чем. Они чем старее, тем дурнее. У мужика и в восемьдесят может быть новая любовь. Они к старости в детство впадают и начинают воображать себя Ромеами. Под балконами стоят, глазками стреляют. Ну потому, что больше нечем. Потому что порох в пороховницах отсырел. Ха-а-а.
— Зачем ты такое говоришь?
— Да ладно ты. Дело житейское. Они все равно потом назад возвращаются. Потому как с молодыми им трудно. Молодые просто так на диване валяться не позволяют. Они еще любопытные. А наши благоверные уже нет. Разве только до пирожков. Ну возьми, возьми и иди отсюда наконец!
— Что?
— Да это я не тебе. Это у меня Сашка тут… А тебе я так скажу: если он злой как собака придет или пьяный в коромысло — значит, все нормально. А если, к примеру, с цветами или там с поцелуями, значит, дело дрянь. Значит, себя в чем-то виновным чувствует. Они все — если рыло в пуху — с любезностями лезут. Ты тогда ничего не выясняй, а сразу ему голову и шею нюхай.
— Зачем?
— Ну ты какая-то совсем не от мира сего. Если он с бабой терся, то должен ее духами пахнуть. Ты их и нюхай, пока он не умылся.
— А если…
— А если что — звони. После звони. А то у меня тут сейчас запарка. Да не расстраивайся ты раньше времени. Больше полугода они у молодых все равно не выдерживают. Обратно приходят. И твой придет. Через полгода…
Глава 2
— Остановка «Магазин». Побыстрее, граждане, освобождайте салон. Не загромождайте средний и задний проходы. Следующая остановка «Второй участок».
— Какая? — встрепенулся мужчина с букетом цветов, стоящий у средней двери. — Мне «Магазин» надо.
— Эта «Магазин»! Эта! Выходи давай быстрей! — закричала сердобольная старушка. — Уснул, что ли, мужик? А?
Мужчина, протискиваясь сквозь толпу, бросился к выходу.
— Разрешите! Разрешите, пожалуйста!
— О! Видали! Спохватился! Раньше надо было думать. Дядя! Тоже мне!
— Пустите!
— Да иди ты, кто тебя держит.
— Осторожно! У меня цветы!
— Ну ты даешь! Тут или выходить, или цветы.
— Осторожно. Двери закрываются. Двери закрылись, и троллейбус поехал дальше. Мужчина перестал биться в тисках стиснувших его торсов, рук, животов и пакетов с едой и, подняв над головой букет, тихо доехал до следующей остановки.
— «Второй участок»! Выходите, граждане, побыстрее…
Мужчина вышел и, развернувшись, быстро пошел, почти побежал в сторону пропущенной им остановки. Но даже когда бежал, он продолжал о чем-то напряженно думать. И, входя в подъезд, думал. И поднимаясь на свой этаж…
Только встав перед дверью своей квартиры, он вдруг, словно что-то вспомнив, изменил выражение лица на почти веселое.
Открыл ключом дверь. Зашел в прихожую. И сразу наткнулся на жену.
— Здравствуй, — бодро сказал он. — Это тебе! Протянул букет.
Букет цветов! Вместо того, чтобы в дым пьяный. Лучше бы пьяный…
— В честь чего это? — настороженно спросила жена.
— Просто. Просто шел и решил купить. Ты же любишь цветы…
— Люблю, — кивнула жена, пряча глаза.
— Ну вот, я шел, вижу цветы. Дай, думаю, порадую…
— Я тебе помогу, — подошла, помогла снять мужу пальто. Повесила его на вешалку. Быстро вернулась.
— А где дети?
— У бабушки.
Жена подошла вплотную к мужу. Обняла, положила голову на плечо форменного, с петличками налоговой инспекции, кителя. И вдруг часто зашмыгала носом.
— Ты чего? Заболела?
— Я? Нет.
— А что тогда с тобой?
— Просто… Просто помогаю снять пальто… Еще раз обняла мужа. Потерлась о плечо. Тщательно обнюхивая шею, голову и даже спину.
Пахло мужиком, пылью и дымом сигарет.
— Ты опять курил?
— Я?.. Нет.
— А почему дымом пахнет?
— Дымом? Наверное, пропах, когда в курилке стоял.
— Зачем стоять в курилке, если не курить?
— С ребятами поболтать. О том, о сем.
— А в кабинете нельзя?
— В кабинете? Нет, в кабинете нельзя. Там посетители. Ну и вообще…
— Ты же обещал на работе не курить. Только дома. Не больше трех сигарет.
— Ну так я…
— Не умеешь ты врать, Сережа. «Не умею, — подумал Сергей. — Действительно, не умею».
— Ты голоден?
— Как черт!
— Тогда пошли.
— Сейчас. Только руки вымою.
